Счастливец

— Одним тори больше — значит, одним либералом меньше, — сказал Френк Айрес. — Такова одна точка зрения. Мы должны отбить у неприятеля, сколько можем. С другой стороны, вас встретят в палате враждебно и скептически. Вам придется, так сказать, скакать не от старта, а дав большой гандикап. Достаточно ли вы сильны для этого?

— Я не собираюсь отступать перед чем бы то ни было, — отвечал Поль. — Но скажу вам, что собираюсь сделать. Я откажусь от избрания и снова выставлю свою кандидатуру под моим настоящим именем Кегуорти, если, конечно, местный комитет поддержит мою кандидатуру, и при условии, что партия поддержит меня или, по меньшей мере, не выставит другого кандидата. Я не собираюсь стать «диким».

— Вот это во всяком случае занятное предложение. Но простите меня — мы ведем деловой разговор — откуда взять деньги на вторую избирательную кампанию?

— Смерть моего отца делает меня богатым человеком.

Мисс Уинвуд наклонилась вперед в своем кресле.

— Мой дорогой, вы никогда не говорили нам об этом.

— О стольких других вещах пришлось говорить сегодня, — ответил Поль ласково, — но я, конечно, сказал бы вам после. Я только упоминаю теперь об этом, — он повернулся к лидеру оппозиции, — в ответ на ваш прямой и вполне уместный вопрос.

Большая разница — между человеком, который хочет пробить себе дорогу путем парламентской карьеры, и богатым, независимым и блестящим молодым политическим деятелем. Лорд Френсис Айрес, старый аристократ, меньше всякого другого склонен был измерять дружеские отношения богатством в своей частной жизни. Но как глава партии он вынужден был смотреть на Поля под иным углом зрения. Все миллионы Южной Африки или далекого Запада тщетно стучались бы в дверь его дома, в то время как не имевший ни гроша Поль входил туда почетным гостем. Но в его официальном кабинете, в палате общин, материальные соображения должны были преобладать.

— Я, конечно, не могу вам сейчас дать ответа, — сказал лорд. — Я должен буду обсудить всю эту историю с власть имущими. Но кресло в парламенте всегда есть кресло, и я не вижу причин рисковать им, хотя и ценю ваше донкихотское предложение. От вас зависит сделать это кресло почетным. И я действую больше в ваших интересах. Чувствуете ли вы себя достаточно сильным для борьбы?

Поль, в котором заговорил его непобедимый инстинкт драматического, достал агатовое сердечко, висящее на конце его часовой цепочки.

— Мой дорогой друг, — заговорил он. — Видите вы это? Мне дали его за то, что я, тогда маленький мальчик, был побежден в состязании в беге на пикнике воскресной школы. У меня не было ни пиджака, ни носок, и пальцы моих ног выглядывали из рваных башмаков, а чтобы не потерять эту вещицу, я завязал ее в кончик рубашки, торчавшей из штанишек. Сердечко дала мне прекрасная леди, которая, помню, благоухала, как все благовония Аравии. Она пробудила во мне эстетические чувства отравляющим ароматом, исходившим от нее. С тех пор я не встречал подобных женщин. Для меня она была кумиром.

Я хранил агатовое сердечко, как талисман. Оно сказало мне, устами благоуханной леди, что я сын принца. Дайте мне полчаса завтра или послезавтра — он взглянул в удивленное лицо Френка Айреса, — и я расскажу вам настоящую психологическую сказку — «апологию своей жизни». Потом мне показалось, что это маленькое сердце — ложный талисман. Но вчера ночью я опять понял, что оно не лжет. Я действительно сын принца, сын лучшего из людей, хотя он и был в тюрьме, а после этого проповедовал чистое христианство и торговал рыбой. Во всяком случае, — Поль поднял сердечко на ладони, — оно не лгало. Оно провело меня через всю жизнь. И в тот момент, когда я подумал, что оно обмануло меня, я узнал, что его пророчество справедливо. Теперь оно меня больше не обманет. Если правильно, чтобы я занял свое депутатское кресло, я займу его — поступаю ли я хорошо в политическом отношении, или нет, это еще скрыто во тьме будущего. Однако вы должны знать, что нет ничего во всем свете, чего бы я испугался или сквозь что не прошел бы, обладая этим талисманом. В нем — моя вера.

Так дитя, свергшее Билли Гуджа и отнявшее у него знаки его власти — бумажную шляпу и деревянный меч, — говорило устами мужчины. Как и тогда, Поль странным образом понял, что властвует над положением. И теперь он готов преломить меч о колено по первому знаку. Но знака не последовало.

— Говоря совсем неофициально, — сказал Френк Айрес, — я думаю, что если вы чувствуете так, как говорите, то было бы нелепо отказываться от депутатского кресла.

— Хорошо, — сказал Поль, — благодарю вас. А теперь, я думаю, следовало бы набросать заметку для печати, если у вас есть время.

Поль сделал набросок, Френк Айрес просмотрел его и отослал наверх переписать на машинке. Когда заметка была переписана, Поль подписал ее и отправил, отдав один из оттисков лидеру оппозиции.

— Прекрасно! — сказал тот, пожимая ему руку. — Желаю всего лучшего.