— Сегодня я придаю особенное значение числам, — произнес Поль, указывая на настольный календарь.
— Почему?
— Сегодня ровно пять лет, как я поступил на вашу драгоценную службу!
— Мы эксплуатировали вас, как галерного раба. Поэтому мне очень приятно слышать, что вы называете свою службу драгоценной, — ответила леди ласково.
Поль, полусидя на краю кромвелевского стола в оконной нише, рассмеялся.
— Я мог бы сказать много больше, если бы дал себе волю!
Она присела на подлокотник большого кожаного кресла. Их позы указывали на дружескую простоту отношений.
— Если вы довольны, мой мальчик… — сказала она.
— Доволен? Как вам не стыдно! — он протестующе поднял руки.
— Вы честолюбивы.
— Конечно, — признал он. — Что же хорошего было бы, если бы я не был честолюбив!
— Вскоре вы захотите покинуть наше гнездо и — что тогда сказать? — вознесетесь в высоком полете.
Поль, слишком искренний, чтобы отрицать справедливость этого пророчества, ответил:
— Да, наверное. Но я буду «rarissima avis» — редчайшей птицей, для которой гнездо всегда останется главным предметом почитания.
— Это хорошо, — сказала мисс Уинвуд.
— Это правда.
— Да, я уверена. К тому же если вы не покинете нашего гнезда и не создадите собственного имени, вы не сможете подвинуть наше дело. Мы с братом — старое поколение, а вы — молодое.
— Вы самая юная женщина, какую я знаю, — заявил Поль.
— Через несколько лет я уже совсем не буду ею, а мой брат порядком старше меня. Мы должны найти вам хорошую девушку с большими деньгами, — прибавила она полушутя.
— О, прошу вас, не надо! Ее вид был бы мне невыносим. Кстати, я нужен вам в субботу вечером?
— Нет, если мы только не пригласим обедать мисс Дарнинг.
Мисс Дарнинг была старая, уродливая наследница, и мисс Уинвуд любила шутить по ее поводу. Поль посмотрел на нее с укором.
— Дражайшая леди, я не чувствую себя спокойным за свою судьбу, если она в ваших руках. Я буду обедать в субботу у принцессы.
Загадочная улыбка промелькнула в ясных глазах Урсулы Уинвуд.
— Что ей надо от вас?
— Чтобы я занимал египтолога. — Поль указал на письмо, лежавшее на столе. — Здесь это написано черным по белому.
— Боюсь, что в ближайшие дни вам придется здорово подзубрить.
— Было бы невежливо не сделать этого, неправда ли? — отозвался Поль лукаво.
Мисс Уинвуд кивнула в знак согласия и ушла, а Поль в блаженном настроении снова принялся за дело. Поистине она была для него самой дорогой из всех леди.
София Зобраска стояла одна у камина в конце длинной гостиной в субботу вечером, когда доложили о приходе Поля.
Это была изысканного вида красивая женщина лет двадцати семи, брюнетка со свежим цветом лица, крепкого и вместе с тем тонкого сложения. Ее темно-синие глаза, слегка затуманенные, ласково улыбнулись ему, когда он приблизился. Она медленно подняла левую руку, и он прикоснулся к ней губами со старомодной почтительностью.
— Как мило, что вы пришли, мистер Савелли, — сказала принцесса с мягким иностранным акцентом, — покинув ваше интересное общество в Дрэнс-корте.
— Всякое общество без вас, мадам — хаос, — сказал Поль.
— Grand flateur, va[30], — возразила она.
— C’est que vous etes irrésistible, princesse, surtout dans ce costume — la[31].
Она дотронулась до его руки веером из страусовых перьев.
— Уж если необходимо уродовать язык, мистер Савелли, то предоставьте мне эту роль палача.
— Я поверг к вашим стопам дань моего сердца в самой безупречной грамматической форме, — не согласился с принцессой Поль.
— Но с акцентом Джона Буля. Это единственное, что в вас есть от Джона Буля. Для спасения моих ушей я принуждена буду дать вам несколько уроков.
— Вы найдете во мне такого ученика, какого никогда еще не было ни у одного учителя. Когда мы начнем?
— Aux Kalendes Grecques![32]
— О, вы настоящая женщина!
Она заткнула уши. — Послушайте! — повторила она его слова раздельно.
— Ah, que — vous — etes — femme, — повторил Поль, как попугай. — Так лучше?
— Немного.
— Я вижу, что начались «греческие Календы»!
— Гадкий, вы поймали меня в западню.
И оба рассмеялись.
Из этой вполне легкомысленной беседы можно заключить, что какое-то солнце растопило ледяной барьер между Счастливым Отроком и принцессой. Они познакомились полтора года тому назад, когда София купила Четвуд-парк и поселилась там как одна из великих этих мест. Поль часто встречал ее и в Лондоне, и в Морбэри, он обедал на ее званых обедах, он стрелял ее куропаток, он танцевал с ней. Ему случалось и беседовать с ней, особенно он помнил одну беседу, июньским вечером, когда они на час углубились в обсуждение вопроса об относительном значении любви в жизни мужчины и женщины.
Принцесса была француженка, ancien regime[33], по крови родственница Колиньи, и она, по обыкновению французского высшего общества, вышла замуж за принца Зобраску, в карьере которого история может отметить единственный только благоприятный случай — его раннюю кончину. Бедная принцесса, счастливо овдовев двадцати одного года, на несколько лет вычеркнула из своего существования мысль о любви. Потом, как женщина, вернулась к обычному течению жизни.