Счастливо, Ивушкин !

- Вы что же, нас прямо тут и бросите одних? - удивилась Луша.

- Ну, почему же брошу. Я просто удалюсь. По своим делам.

- А как же мы? Как же я? Ты же сказал... Вы же сказали... Ты обещал помочь. Это... это что... неправда? Ты нас обманывал?

- Ну, почему же. Когда я говорил, я так чувствовал. Так думал. Там.

- А здесь?

- Здесь - нет.

- Как же так может быть?

- Переменился. Выдохся. Охладел. Я же прохладный ветер.

И действительно, тут же повеяло прохладой, Ивушкину показалось, что он мерзнет. Лушина грива разлетелась по ветру. Возникло такое чувство, будто разом настала осень. Но нет. Никаких времен года не случается в стране "Нигде и никогда". Это просто Развигор взвился в небо и исчез. Истаял.

Луша стояла понуро, молчала. Ивушкин тоже как-то не сразу пришел в себя. Но он был не так потрясен предательством Развигора, потому что тот ему чем-то сразу не понравился.

- Ивушкин, - сказала Луша грустным голосом, - Ивушкин, возьми-ка ты в руки хороший прут!

- Это еще зачем?

- Отстегай свою глупую старую лошадь!

- Да ладно, Луш!

- Отхлещи ее, чтобы неповадно было доверяться тому, кому верить нельзя. Боюсь, никогда мы через этот овраг не перейдем. Никогда. Я сделалась какая-то слабая. Мне страшно.

Они долго молчали, и казалось, этому молчанию не будет конца. Как же им быть? Развигор обещал им помочь, так их уверил в своей дружбе... А теперь что? Вот снова стоят они над крутым склоном, совершенно беспомощные. И никакого моста и в помине нет, а там где-то пропадает маленький лосенок Люсик, и плачет, и волнуется, и ждет бедная его мать с переломанной ногой.

- Луш, хватит так стоять, надо что-то делать! - встрепенулся наконец Ивушкин.

- И то, хватит, - сказала Луша уже другим, бодрым голосом. Помогать нам некому. Мы с тобой, бояться не будем.

Ивушкину при этих словах показалось, что в душе его страх перед оврагом отступает, а его место занимает злость на Развигора и желание не зависеть от такого неверного, ненадежного существа. И по мере того как исчезал страх, проступали очертания моста, точно он сам собой наводился через овраг. Вот одна легкая дощечка. А вот рядом - вторая. Вот увиделась и третья. Выросли тонкие перильца. Светлина сказала правду. Мостик стал ясно виден, как только ими овладели решимость и отвага.

- Видишь, Ивушкин, видишь! - обрадовалась Луша. - Никогда не надо падать духом! А ну-ка, быстренько садись на меня верхом и зажмурься. У тебя от высоты может закружиться голова.

- А ты как же? - спросил Ивушкин.

Но Лушины копыта уже твердо и уверенно стучали по дощечкам. Они благополучно перебрались на другую сторону бездонного оврага. Деревья на этой стороне росли часто-часто. И был густым кустарник и подлесок. Солнечные лучи проникали сюда с трудом и казались тоненькими, редкими, косо натянутыми между небом и землей золотыми нитками. Лунные и звездные лучи не проникали совсем.

Шелест этого леса был особенный, сначала раздавался просто шорох, и все, а потом из него, как деревья из тумана, начинали выступать слова, после они снова погружались в шорох и становились непонятными.

- Луш, слушай.

Луша прислушалась.

- Ивушкин, по-моему, деревья поют.

- Но только не всегда понятно. Иногда просто шелестят, и все.

Они оба затаили дыхание и прислушались.

- Слышишь, Ивушкин, слышишь, вот опять - шелест превращается в слова!

И действительно, Ивушкин различил слова странной песенки:

Под алою аркой зари

Ты стой и тихонько смотри,

Как входит в ворота

Таинственный кто-то,

Ты стой и тихонько смотри.

Приносит он солнечный блеск,

И шорох, и шелест, и плеск,

И грустные звуки,

И песни от скуки,

И шорох, и шепот, и плеск.

Потом звуки песенки стали затихать, слова забормотались и перешли в шелест листьев, а потом стали опять понемногу превращаться в слова, еще чуднее прежних:

А в правом кармане его

Решительно нет ничего,

Ни шепота ели,

Ни песни, ни трели,

Решительно нет ничего.

Там в правом кармане дыра,

Большая, как лисья нора.

И в ней, точно в бездне,

Все тут же исчезнет

Такая уж эта дыра!

Потом опять листья зашелестели неразборчиво, и снова зазвучали слова:

Когда ты отправишься в путь,

Ты песенку эту забудь.

В дороге она

Совсем не нужна,

Ты песенку эту забудь!

И потом снова песня перешла в шелест, и Луша с Ивушкиным почувствовали, что они не запомнили из этой песенки ни единого слова.

- Луша, - сказал Ивушкин, когда песенка уже больше не возобновилась, - через овраг-то мы с тобой перебрались, но ведь нам еще темное поле надо перейти. А где оно?

Да, вот вопрос! Поля никакого не было, вокруг были одни только поющие деревья. Рядом рос малюсенький невзрачный кустик. Он не пел. Стоял молча. Поэтому Луша решилась обратиться к нему.

- Послушай, дружочек, - сказала она. - Ты не смог бы нам объяснить, как нам пройти к темному полю?

Кустик заметно испугался.

- Ой, а зачем вам? Говорят, там темно и страшно. Правда, я сам не видел.

- Нам нужно перейти через поле, - сказал Ивушкин.

- Ой! - опять ойкнул маленький куст. - А вы не боитесь?

- Нет, - отрезала Луша. - Так знаешь ты или не знаешь, как туда пройти?

- Надо идти по тополям.