Счастливое число Кошкиной

- Может тебе ещё спасибо сказать, что зашёл? - с вызовом спросила она. Подошла и, игнорируя меня, уставилась на Кошку, расплываясь в презрительной ухмылке. - Мясца на ночь глядя захотелось? Ну давай, посмотрим, что тут у нас есть, - перевела взгляд в мою сторону и не глядя ткнула пальцем в прилавок. - Есть петушок. Не гамбургский, конечно. Наш. С местной птицефермы, - после посмотрела на Луку и едко улыбнулась. - Есть еще индюк. Такой себе. На троечку. Под кого-то определенного лечь решила или сразу под двоих, чтобы наверняка пристроиться?

- Ма… - с какого-то перепуга замялась Геля, скручиваясь в вопросительный знак.

Только меня выхлестнуло не от этого, а от намеков охреневшей в края продавщицы.

- Нам бы свининки. Пожирнее, - процедил ей. - И язык курицы поболтливее. Смотрю, у вас и такая есть.

- Ох ты посмотрите! А петушок-то с амбициями попался, - прошипела женщина, стрельнув глазами на Кошку. - Как чей-то папашка. Сам ничего из себя не представляет, а как покукарекать, так сам не свой.

- Люк, как думаешь, она только сегодня такая недоебанная или по жизни? - усмехнулся я, опираясь на прилавок. Не мигая уставился на багровеющую продавщицу и повторил, - Кусок свинины, будьте добры. И перчаточки не забудьте надеть. Не хочу травануться. Язык, так и быть, для мужа оставьте. Хотя… Если он у вас есть, я ему не завидую.

Раньше я вряд ли стал докапываться до перчаток или количества пакетов, в которые "попросил" завернуть кусок мяса. Сегодня… Сегодня меня несло с такой скоростью, что Люк не рискнул влезать и пытаться сгладить углы или притормозить мой настрой отыграться за намеки. Как замолк, пришибленный услышанным в свой адрес "индюком", так и не проронил ни слова - ни по пути в следующий магазин, ни по дороге до квартиры. Да даже и после, зайдя в прихожую, больше жестами показал, что пойдет выгулять собаку. Протянул мне бутылку, выдохнул что-то наподобие:"Пиздец ты…" и пошел догонять рванувшую вниз Текилу, забыв про поводок. А я… Полетел с катушек снова. Но уже из жести в диаметрально противоположное.

- Гель, - притянув к себе Кошку, я приподнял ее подбородок, увидел тусклый взгляд в серо-зеленых глазах и сорвался.

Коснулся губами ее губ, не целуя. Просто прижался, едва касаясь, не зная почему именно такой поцелуй показался мне правильным и таким необходимым ей сейчас. Подушечкой пальца прочертил по щеке и попросил:

- Фыркни, пожалуйста.

Взметнувшиеся вверх ресницы. Мои пальцы скользят дальше, лаская. В груди шарашит от предвкушения тех самых ощущений. После которых нервы снова зазвенят, а мышцы скрутит до предела.

- Кошка-а-а, пожалуйста, фыркни, - прошу, прихватывая ее нижнюю губу. Целую чуть настойчивее и отрицательно дёргаю головой, когда губы щекочет:

- Фыр-р-р…

Фыркнула. Но не так. Совсем не так. Хочу, чтобы как в машине. Когда сквозь губы бьёт в позвоночник и сердце срывается вскачь.

- Кошка, фыркни, - снова прошу, усиливая свой поцелуй, закапываясь пальцами в волосы на затылке и довольно рыча, чувствуя ладошки, скользнувшие по моим плечам вверх. - Фыркни.

- Фыр-р-р-р-р…

Обжигает губы дыханием, а вибрирующее "р-р-р", словно спусковой механизм.

Щелчок.

Все выкручено на максимум и секунда длинною в час. Дальше уже знакомые мелкие искры разрядов по нервам и бурлящие капельки по венам. Они то сплетаются, то разбегаются по моему телу, чтобы заполнить его и шарахнуть так, что пересыхает горло и становится трудно дышать.

- Кошка-а-а… - выдыхаю, улыбаясь. - Доиграешься, Кошка.

- Нравится? - шепот покалывает затылок, и я киваю, чтобы задохнуться от нового, - Фыр-р-р… Фыр-р-р… Фыр-р-р…

- С-с-с-с…

- Сучка?

Я снова киваю, ведь в вопросе нет ни капли обиды. Есть насмешливая улыбка и царапающие шею ноготки, которые обостряют и без того выламывающее:

- Фыр-р-р-р-р…

Кажется, у меня отказывают тормоза, и я рву молнию на куртке. Кажется, она сползает на пол и шуршит, а Геля шумно выдыхает мне в губы, выгибаясь навстречу. Только я не слышу и не вижу ничего. Есть лишь яркие слайды и обрывки звуков.

Вспыхнувшие ярче глаза и жадный поцелуй. Мой хрипящий рык на блядскую ткань майки и срывающийся стон Кошки. Гулкий удар в груди и треск рвущегося ворота. Пьяный блеск глаз и дрожащие ресницы. Закушенные губы. Вырвавшийся на волю задушенный стон. Пальцы, впившиеся в волосы на загривке, и мои губы. Дорвавшиеся и сошедшие с ума.

Кажется, я рычал, когда целовал и кусал Кошке шею.

Кажется, я хрипел, задыхаясь от подстегивающего:"Ещё, Совунчик! Ещё!" Снова и снова впивался в ее грудь, ласкал языком и втягивал в рот тугие соски, захлебываясь от своих ощущений и рваного дыхания.

Вырванная с мясом пуговица джинс и раскаленной плетью по нервам:

- Совунчик… Подожди… Совунчик… Лукашик же…

Сквозь вату в ушах, которая пропускает только наше дыхание:"Лукашик". Сквозь пелену перед глазами пьяный угар внезапно зелёных глаз и малиново-алые губы.

- Что? - хрип.

Сквозь надсадный выдох.

- Лукашик… он же придет, а мы…

- Что мы? - мозг медленно щелкает релюшками, включаясь, и отказывается понимать при чем тут мы и Люк.

- Два раза за один вечер застукать… Я же обещала вам ужин.