Счастливое недоразумение

— Я велю принести кипяток, — говорю я страдальческим тоном, будто мне предстоит покорить несколько горных вершин.

— Не стоит. Я попрошу Робертса подать мне эль. Я буду в клубе. Весь день, — подчеркнуто добавляет он.

— Хорошо, сэр.

— Желаю вам доброго дня, мэм.

Он кланяется, я приседаю в реверансе, он уезжает. Слава Богу.

Шад

Она никудышная лгунья, и все мои подозрения подтвердились.

Когда я вошел, она бросила в камин записку — явный признак вины. А когда притворился, что верю ее нелепому рассказу о старой или бывшей служанке, на ее лице отобразилось чувство облегчения. Если бы у меня не так болела голова, я бы нашел еще несколько дыр в ее истории, но я очень устал.

Получив от Робертса порцию отвара от головной боли, я немного поболтал с ним в кладовой о всякой чепухе: о видах на урожай, о том, сколько мы еще останемся в городе, а потом со зла попросил его снабдить ее сиятельство какими-нибудь деликатесами, подходящими для молодой матери, и он отправляется поговорить с экономкой.

Я выясняю, что Уидерс было велено передать распоряжения ее сиятельства кучеру. Мои худшие подозрения подтвердились, карета сначала отправится в дом Бирсфорда.

Так что это правда. Я надеялся, что ее возлюбленный не Бирсфорд, даже теперь я не могу поверить, что это он. Верхом на лошади я жду в переулке напротив дома, подняв воротник и надвинув на глаза шляпу. Моросит мелкий дождь. Весь мир сегодня серый, холодный и печальный.

На ступеньках появляется Шарлотта с корзиной в руках. Нервная и взволнованная, она бежит к подъезжающей карете. Шторки задвинуты.

Я жду, пока карета отъедет, потом даю лошади шпоры. Я узнаю правду.

Шарлотта

— Что у тебя в корзине? — спрашивает Энн. — О, мясное желе и чай? Ты никому не сказала? — Она задыхается и так бледнеет, что я опасаюсь, что она упадет в обморок.

— Нет, конечно, нет. Я сказала, что собираюсь навестить старую служанку, у которой ребенок.

— Это слишком близко к правде.

Мне хочется сказать ей «не глупи», но Энн просто комок нервов, я похлопываю ее по руке и говорю, что все будет хорошо.

Я с нетерпением ждала возможности провести время с Энн, но она крайне взволнована, и мне приходится ее успокаивать. Я даже надеялась, что смогу спросить у нее совета, как мне помириться с моим рассерженным и обиженным мужем. Вместо этого я беру ее за руку и болтаю о пустяках, заставляю рассказать о вчерашнем спектакле, рассказываю о своем визите к леди Ренбурн. Энн слабо улыбается и спрашивает, как я себя чувствую после столь неожиданного отъезда из театра.

— Я думаю, хорошо, — краснеет она. — Шад воспламенился при твоем появлении. Ты прекрасно выглядела. Я полагаю, что он не предъявил к тебе чрезмерных требований?

Если бы…

— О, Шарлотта, — шепчет она, — ты могла сказать ему, что тебе нездоровится. — Ее лицо вытягивается. — Я отдохнула две минувшие ночи, поскольку вчера было воскресенье, как жаль, что сегодня вечером Бирсфорда одолеет любовная горячка. Скажи мне, Шарлотта, о чем ты думаешь, когда… когда… ну, ты понимаешь… чтобы отвлечься от того, что он делает?

— Я ни о чем конкретном не думаю, — отвечаю я.

— Хотела бы я быть таким стоиком, как ты.

— Не понимаю я этого, — поколебавшись, отвечаю я. — Вы с Бирсфордом любите и обожаете друг друга, хотя… Скажи, с отцом твоего ребенка было то же самое?

— Он был совершенным джентльменом, — ставит меня в тупик своим ответом подруга.

— Как же, совершенный джентльмен! — Поверить не могу. — Ведь он совратил и бросил тебя. Ох, Энн, дорогая, пожалуйста, не плачь. Прости. Я не хотела задеть твои чувства.

— Ты не понимаешь, — хнычет она.

Да. Я этого совершенно не понимаю. Я помню, как Бирсфорд ухаживал за Энн, они постоянно ускользали, чтобы… Чтобы что? Казалось, Энн тогда была счастлива. Тогда она не была со мной столь откровенна. Я не уверена, что даже теперь она говорит мне всю правду, как и я не откровенничаю с ней о своей печальной ситуации.

Энн еще какое-то время предается красивому плачу. Как обычно, слезы улучшают цвет ее лица и добавляют блеска глазам. Она сморкается в изящный батистовый носовой платок, а потом после небольшой паузы показывает мне вышитую на нем графскую корону (я не посмела бы показать кому-нибудь использованный носовой платок, да никто и не захотел бы его видеть). Потом она прижимается ко мне и засыпает.

Я обнимаю ее за плечи, отпихиваю ее шляпку (поля упираются мне в лицо) и думаю свои мрачные думы.

Когда карета останавливается у дома в Камден-Таун, Энн просыпается и зевает, как котенок. Она поправляет шляпку и выпрыгивает из кареты, очаровав улыбкой кучера Прайса и форейтора Джеймса. Когда она спешит по мощенной каменными плитами дорожке к двери коттеджа, я почти жду, что она примется распевать песенку и собирать цветочки, как актриса на сцене.

Я принужденно иду следом, предварительно дав Прайсу и Джеймсу полкороны, чтобы они выпили пива и покормили лошадей на местном постоялом дворе. Я велю им вернуться через два часа.