Счастливого пути!

Наконец «скелет» «хорошего парня» был найден в анкете мастера Уолтера Бэрнса. На все вопросы он отвечал так, словно разгадал самые сокровенные помыслы хитроумных составителей анкеты. То, что Бэрнс хотел изучить «индустриальную психологию» и овладеть ораторским искусством, только лишним штрихом дополняло общий облик идеального мастера — так треугольный плавник акулы завершает контуры ее стремительного хищного тела. Мастер был, несомненно, честолюбив и верил, что настанет время и ему придется выступать перед большой взыскательной аудиторией.

Завод, где Бэрнс работал мастером, делал манометры. Это предприятие на Крэнка произвело странное впечатление. Казалось, все оно действовало на пределе своих возможностей: непонятно, каким образом оставались в строю изношенные машины, рабочие выглядели нездоровыми, безмерно усталыми.

Иногда Крэнк думал: «Вот сейчас, как в сказке, все внезапно остановится, замрет. Заснут непробудным сном люди, и пауки, загнанные под потолки, тотчас заткут паутиной проходы между станками». Но монотонно жужжали и жужжали моторы, нестерпимо взвизгивал металл, когда в него врезались твердые сплавы, и руки рабочих мелькали в мрачном, темном цехе маленькими серыми птицами.

Бэрнс появлялся то там, то здесь, бесшумный, как привидение. Наружность Бэрнса совсем не соответствовала образу, созданному воображением Ирвинга по «анкетному скелету» мастера. Вместо человека с тяжелой челюстью бульдога и низко нависшими надбровными дугами черепа он увидел бледное холеное лицо и вялый рот католического патера с глазами, прятавшимися за причудливо ограненными стеклами очков.

Примерно только полчаса в день он тратил на наладку оборудования, столько же времени уделял обучению новых рабочих. Минут пятьдесят осматривал готовую продукцию, полтора часа наблюдал за работой. На ходу беседовал с рабочими, обращавшимися со своими заявлениями, просьбами, претензиями. Остальное время Бэрнс сидел в своей стеклянной кабинке, возился с какими-то бумагами, разговаривал по телефону.

Казалось, у него были какие-то высшие, не понятные для простых смертных обязанности, и свою скучную дневную работу он делал с подчеркнутой небрежностью. Когда понадобилось оградить опасное место, мастер приказал в дверях повесить веревку с узлами, чтобы она задевала лицо входящего и тем самым напоминала ему о грозящей смерти. Когда работницы пожаловались на сильное утомление зрения в недостаточно освещенном цехе, Бэрнс окрасил в яркие цвета некоторые детали, и они действовали на глаза, словно удар кнута на усталое животное. Зато, возвращаясь домой, рабочие видели уже совсем плохо.

Каждый день Бэрнс надолго уходил к высшей администрации завода. Но где бы ни находился мастер, незримые нити тянулись от него по всему цеху. Люди работали и держались так, как будто недобрый внимательный глаз неотступно разглядывал их сквозь огромное увеличительное стекло.

Бэрнс всегда говорил очень тихо, спокойно, даже ласково. Но пожилой рабочий, к которому мастер почему-то обращался чаще, чем к другим, начинал дрожать, лишь только Бэрнс останавливался у его станка.

Когда мастер Бэрнс подошел к старому рабочему, тот съежился и вобрал голову в плечи.

Крэнк видел, как мертвенно бледнеют щеки, лоб и лысина рабочего, как в судороге бьется правое нижнее веко.

Однажды вечером хозяин завода принял Крэнка в своем кабинете; и журналист, между прочим, спросил его, почему рабочие так боятся Бэрнса, который никому не делает ничего плохого.

Владелец завода засмеялся. Он достал из ящика письменного стола старый альбом с фотоснимками.

— Мой дед выбирал мастеров по (внешним признакам: они должны были обладать мускулами боксера и хваткой бульдога.

Владелец завода достал из ящика письменного стола старый альбом с фотоснимками и, показывая их Крэнку, сказал: «Мой дед выбирал мастеров по внешним признакам».

Вот мастер, работавший на нашем заводе почти сто лет назад. Легенда утверждает, что он перекусывал зубами пятимиллиметровую железную проволоку. Все остальные мастера того времени — красавцы, под стать первому. Очевидно, дед кое-что понимал в людях, так как мастера работали у него десятки лет, — и дело процветало. Но времена меняются. Этот альбом показывает эволюцию американского мастера на протяжении ста лет. Говорили, что с мастерами моего деда небезопасно было встретиться где-либо в темном переулке. Наших теперешних мастеров по внешнему виду вы можете принять за артистов, врачей, учителей. Сделались ли они безопаснее? Смотря для кого. Кстати, мастера прошлого были в настоящем смысле слова мастерами своего дела. Этого нельзя сказать про нынешних. Они не интересуются техникой, нет среди них изобретателей. Да это, собственно, и не нужно ни нам, та самим мастерам.