Было холодно и сыро. Мгла бледными, дымчатыми полосами стлалась у ног эльфа, и клочьям и вились перед лицом, сокращая поле зрения до двух шагов. Глядя вперед, он не видели ничего, кроме небольшого отрезка брусчатки, а обернувшись назад, видели такой же кусок её, исчезающий в тумане. Дома на противоположной стороне улицы скорее угадывались, чем были видны.
Гулять в такую погоду было небезопасно, но Маэтор всё же рискнул. Оглядевшись по сторонам и прикинув свои шансы, он запер дверь и спустился по ступенькам крыльца, готовый буквально раствориться в белёсом мареве. Ощущение было такое, словно весь ему мир вдруг ограничился окружностью в полдюжины шагов и всякий раз образовывался перед ним заново с тем же постоянством, с которым и исчезал позади. Впрочем, иногда в дымчатом пологе всё же возникали просветы, сквозь которые зорким глазам эльфа удавалось рассмотреть не только ближайшие пару кварталов, но и поросшую лесом горную гряду, высившуюся за пределами стен.
Тёмная линия далекого леса, зубчатой стеной встававшего из наползающих волн тумана манила своей таинственностью. И так хотелось просто выйти за ворота крепости и побродить среди деревьев, между которыми плавали сизые клочья. Маэтор не жалел о том, что оставил леса, издревле облюбованные его народом, просто… иногда его охватывала тоска по прошлому. Чтобы избавиться от неё, он отправлялся гулять по серому, каменному городу, ища немногочисленные признаки жизни. Обычно, скромные сады, высаженные горожанами во дворах домов и единственный на всю округу парк утоляли его тоску по дому, но сегодня всё было иначе.
Попадавшиеся на пути деревья казались Маэтору гротескными, призрачными фигурами, а их вершины так и вовсе терялись в тумане, местами сливавшимся с осенним облачным небом. Поплутав немного по каньонам узких, запутанных улочек, освещённых лишь масляными фонарями, эльф и не заметил как ноги сами вынесли его к трактиру с весьма говорящим названием «Зелёный Змий».
«Место, куда ведут все дороги» – усмехнулся он про себя, толкая тяжёлую дверь, давно потемневшую от времени и непогоды. Внутреннее помещение было достаточно просторным, чтобы одновременно вместить до сотни человек и освещено не только камином, но и подвешенными на цепях люстрами, на каждой из которых горело, дай Бог три-четыре свечи из десятка. Большинство длинных столов с не менее длинными лавками сейчас пустовали и даже трактирщик – крупный мужчина с лысым черепом и окладистой бородой не протирал кружки, как делал это обычно, а просто бездельничал за стойкой с крайне скучающим видом.
— Что-то ты сегодня рановато, господин эльф. Али повод выпить с утра появился? – спросил он, похрустывая пальцами.
— Что, так заметно? – без энтузиазма спросил Маэтор, заняв место за ближайшим к столом – чтоб говорить было удобнее.
— А то, – ухмыльнулся трактирщик. – Сумрачная мина, на твоём лице под стать погоде. Что взгрустнул, остроухий?
— Жена, – лаконично ответил тот. Не привыкший делиться подробностями личной жизни эльф казался людям недоверчивым.
— Бьёт? – трактирщик спросил об этом с потаённым интересом, позволявшем заподозрить в нём человека, любящего такое.
— Не любит. Бранится, – ответ Маэтора разочаровал собеседника и тот махнул рукой, как бы показывая отношение к проблеме.
— Ерунда, все они бранятся. Мы вон с женой так ругаемся, что аж стены дрожат и ничего. Уже десять лет живём душа в душу.
— Да она мне вчера петь запретила, представляешь? Так и сказала – не пой больше, сволочь.
— Я её понимаю. Я сам когда-то обещал тебе бесплатную кружку эля, при условии, что ты не будешь петь и играть здесь.
— А вот скажи мне, господин Деггубэрт, я что правда так плохо пою? – эльф пытался выглядеть оскорблённым, но в его голосе отчётливо сквозила апатия, порождённая этим туманным днём. К тому же, он уже привык к тому, что люди не понимают его песен.
— Не пойми неправильно – поёшь ты хорошо. Голос у тебя есть и музыка красивая, но вот тексты… тебя как послушаешь руки сами к веревке тянутся, – заметив,что его гость не понимает «зачем», пояснил. – Повеситься охота. Вот серьёзно. Хоть волком вой, хоть на стенку лезь. Знаешь, когда ты жёнушке своей оды хвалебные пел, мне твоё исполнению куда как больше нравилось.
— Я бы и сейчас с пел, так она ведь запрещает. Говорит,что достойна лучших песен, чем те, которые я пою, представляешь?
— Может, не стоило вставлять текст поэтические описания разных частей её тела. Я всякого за свою жизнь всякого наслушался, но это просто откровенная пошлятина. Чего стоил только тот раз, когда ты сравнил её сосцы с горящими гроздьями рябины. Стыдоба!
— А что такого? Люди постоянно что-то такое говорят. Я же стараюсь стать адаптировать эльфийское искусство для публики.
— Вот даже не знаю, что тебе и сказать… вроде делаешь то что нужно, а всё как-то не так, – Деггубэрт развёл вытертыми о фартук руками. – Вот все говорят, что вы эльфы как танцоры, умеете идти по жизни красиво. А ты вон какой-то неловкий уродился.