Счастливые девочки не умирают

Мне «везет» на женщин вроде Холси. Видели бы вы, как перекосило ее и без того гротескное лицо в тот вечер, когда я осмелилась заявить, что, хотя не все из присутствующих поддерживают политический курс президента Обамы, нельзя отрицать, что он исключительно умный человек. Мистер Харрисон, Люк и Гаррет продолжали ожесточенно спорить, пропустив мое замечание мимо ушей, но Холси демонстративно на меня вытаращилась. «В этой семье Обаму в грош не ставят», – процедила она сквозь зубы. В тот момент Холси разглядела меня куда лучше, чем когда-либо сможет разглядеть Люк. Впрочем, я тут же пришла в себя и кивнула – вроде как в знак признательности. Остаток вечера я держала рот на замке, переводя восхищенный взгляд с одного красноречивого Харрисона на другого. Когда мы отправились в город, Холси уселась в такси рядом со мной, а в баре поинтересовалась, где я стригусь – она давно собирается сменить парикмахера. Я посоветовала ей обратиться к Рубену в салоне Салли Хершбергер, и надутые силиконом губы Холси с усилием раздвинули переколотые ботоксом щеки. Такие, как Холси, склонны травить таких, как я, однако для Холси это бы означало расписаться в собственных изъянах. Она не собиралась со мной враждовать, пока я считаюсь с ее мнением. Таким отношением она подчеркивала, что нам ни к чему завидовать или опасаться друг друга, ведь мы – я, двадцати-с-небольшим-летняя девушка с рельефными мышцами, и она – в равной степени привлекательны.

Брата Холси зовут Рэнд. Он на два года младше Люка и на пять лет младше Гаррета. Родители называют его просто «Мальчик». Например: «Мальчик чудом закончил колледж». На самом деле ничего сверхъестественного в этом нет, в конце концов, недаром новое студенческое общежитие Геттисбергского колледжа названо в честь семьи Харрисонов. Сейчас Рэнд вместе с друзьями-серфингистами покоряет волны на Таити. Когда-то он приглянулся Нелл, и она даже сходила с ним на свидание, но дальше дело не пошло: целовался Рэнд, как подвыпивший школьник. «У него такой толстомясый язык», – с отвращением сказала Нелл и, высунув свой узкий гибкий язычок, замотала им из стороны в сторону. Я тайно смакую этот эпизод всякий раз, когда Холси притворно сетует на то, что Рэнд обворожил очередную двадцатилетнюю модель-тире-актрису. Ее прямо распирало от гордости за своего братца, неотразимого сердцееда. Еще бы – ведь это повышало и ее рейтинг.

Когда Холси вошла, я сидела за столом на задней веранде. Она пальцами расчесала мне волосы, свисавшие на спинку стула, приговаривая: «А вот и прекрасная невеста!» Я подняла голову, и Холси чмокнула меня в щеку губами, налитыми ядом. Маме не дозволяется меня целовать, и она бы страшно обиделась, увидав, как я приветлива с Холси. К счастью, вскоре после того, как Люк вернулся с пробежки, которую я столь бесчувственно испортила, мы отвезли маму в аэропорт. Разумеется, ей хотелось бы остаться – они с Холси уже были знакомы, и после первой же встречи с ней мама купила себе такой же кулон в виде подковы, только с искусственными бриллиантами, – но мы с Люком заранее купили ей билет, а чтобы улететь в воскресенье, маме пришлось бы выложить еще триста долларов из собственного кармана. Деньги дают мне ощущение власти – ровно до тех пор, пока не вспоминаю, что без Люка все было бы по-другому.

На веранду вышел мистер Харрисон и поставил на стол бутылку «Бэзил Хейден». Рядом поджидали шоколадные кексы и бокалы для виски. Когда Холси впервые принесла свои кексы, никто не сказал мне, что они нафаршированы травой. Я съела целых три и легла спать с ужасным головокружением, от которого умудрилась задремать, как ни пыталась отделаться от липкой дремоты. Среди ночи я проснулась и заверещала что-то о пауках над моим лицом (никаких пауков, конечно, и в помине не было). От кошмара у меня свело икры судорогой, я взвыла от боли и схватилась за ногу. Люк стоял рядом и молча таращился на меня, словно в жизни не видывал ничего занятней. За завтраком мистер Харрисон недовольно буркнул: «Что ночью был за шум?» Это был один-единственный раз, когда он выразил свое неудовольствие мной. С тех пор я зареклась прикасаться к угощениям Холси.

Люк покосился на меня, когда я потянулась к тарелке с кексами.

– Только один, – чуть слышно сказала я.

– Как знаешь, – выдохнул Люк, раздув ноздри.

Люк ненавидит наркоту. В колледже он как-то пробовал травку, и ему не понравилось – отупляет, по его словам. Правда, он баловался экстази со своей бывшей – четыре вечера подряд, – но наркотический угар из Люка Харрисона быстро выветрился. Гаррет, который приехал после обеда, дожевывал второй кекс (в прошлом году на рождественском приеме у Харрисонов мы с ним нюхали кое-что, запершись в ванной, и поклялись никогда не рассказывать об этом Люку). Мистер Харрисон и Холси вяло отщипывали по кусочку. Миссис Харрисон к кексам не прикасалась. Мне кажется, она относится к легким наркотикам так же, как Люк: ничего не имеет против тех, кто принимает их без фанатизма, но сама не испытывает в них нужды.