Счастливые дни во Флоренции

Лючия в двадцатый раз села в кровати и ступила ногами на пол. Плитка была прохладной, и она несколько секунд искала сандалии. Подойдя к окну, она постояла немного, размышляя, не стоит ли выйти на улицу. Во дворе не было ни единой души, впрочем, ничего странного для такого времени. Лючия огляделась и поняла, где бы хотела сейчас оказаться. Надо ли ей переодеться, ведь часовня рядом, может, удастся проскользнуть незамеченной? Она покосилась на чемодан. Упаковывая его, она явно витала в облаках. Как еще объяснить, что она забыла много важных вещей: халат, форму для пробежек и фен.

Лючия открыла дверь, и та скрипнула так громко, что пришлось подождать несколько минут, чтобы убедится: она никого не разбудила. Стараясь двигаться бесшумно, она спустилась по лестнице и вышла на улицу. Теплый воздух проник под тонкую рубашку, когда она пересекала двор. Кажется, ее никто не видел.

Лючия не могла объяснить и описать свои чувства. По непонятной для нее самой причине часовня притягивала ее, словно магнит. Разумеется, она хотела увидеть не часовню, а фреску.

Тяжелая деревянная дверь не поддалась с первого раза, и ей пришлось постараться, чтобы ее открыть.

Первое, что она почувствовала, переступив порог, – прохладу. Воздух здесь был намного холоднее, чем на улице.

Она усмехнулась, подумав, что похожа на героиню фильма ужасов. Она должна была подумать о том, что в часовне холоднее, чем в палаццо, ведь именно это в некоторой степени способствовало сохранению фрески.

В помещении царила кромешная тьма – слишком мало света проникало сюда сквозь витражные окна. Надо было захватить с собой свечу или фонарик.

Опираясь на ледяную стену, Лючия сделала несколько осторожных шагов, надеясь, что глаза привыкнут к мраку. Эта часовня помнит события многих веков, если бы стены могли говорить, то их историй хватило бы не на одно поколение людей. Сколько же свадеб, крестин и похоронных процессий повидала эта часовня, одному Богу известно.

Неудивительно, что королевская свадьба будет проходить именно здесь. Благодаря этому торжеству она сможет вернуться к новой жизни, начать прерванный отсчет времени, который, возможно, приведет ее к расцвету. Если бы по воле молодоженов здесь не началась реставрация, фреска еще долго не была бы обнаружена.

– Ой! – Наступив на что-то, Лючия наклонилась, приглядываясь, и пошарила рукой по земле. Что это? Фонарик? Прекрасно. Она включила его, и луч света прорезал темноту.

Теперь она могла передвигаться увереннее. Развернувшись, она направила свет на стену с фреской, прямо на лицо Мадонны. Ноги сами собой понесли ее вперед. Отчего-то сжалось горло.

Вот оно. То, что она раньше не замечала. Она перевела луч ниже, на младенца, а затем, помедлив немного, опять осветила лик Марии. Рука невольно дрогнула.

Каждый штрих, каждый оттенок света поражал великолепием. Выражение ее лица было удивительным и заслуживало не меньшего внимания. От него у Лючии начинали дрожать колени.

Она не представляла, что выражение лица возможно так точно запечатлеть. Несмотря на то что фреска была создана много веков назад, ей и сейчас казалось, что перед ней живая Мария, что она может ощутить тепло ее кожи, стоит только протянуть руку.

Лючия поняла, что царапнуло ее сердце, когда она впервые увидела находку, теперь это чувство толкало в спину.

Отрицать нельзя. Не заметить еще сложнее.

Бурано передал то, что было в его воображении. Лючия словно перенеслась во времени на несколько лет назад. На фреске была изображена женщина, впервые увидевшая своего ребенка, на ее лице отразилась целая гамма чувств, но прежде всего – бескрайняя любовь. Именно так мать смотрит на новорожденное дитя. Младенец Иисус оглядывал мать с детским удивлением и благоговением. Таким взглядом может смотреть только ребенок на женщину, подарившую ему жизнь. Свет, струящийся из-за спины Мадонны, казался неземным, свечение озаряло все вокруг.

Лючия задрожала всем телом. Что-то внутри ее рвалось наружу, требуя освобождения.

Перед ней было изображение того, по чему она скучала, что упустила в жизни. Такого с ней никогда не случится. Не будет такой связи между ней и дочерью.

Ноги подкосились, и она упала на грязный пол часовни, сотрясаясь в рыданиях. Наконец из нее стала выходить боль, терзавшая ее душу все двенадцать лет.

Логан даже не думал ложиться. Он шел по двору, прислушиваясь к звукам, доносившимся со стороны винодельни. Все его усилия оказались тщетными. Он ничего не добился.

Почти у самого дома он остановился и с удивлением пригляделся. Может, он уже сошел с ума и ему это видится? Вдалеке он заметил Лючию. Она была босиком, одета лишь в легкую ночную сорочку, подол которой нещадно трепал ветер. Неужели она стала лунатиком?

Она шла легко, будто не касаясь земли, и направлялась к часовне. Логан подождал немного и двинулся следом. Ему пришлось остановиться, чтобы не привлечь ее внимание, и подождать, когда она откроет тяжелую дверь.

Вскоре Лючия скрылась в темноте часовни. Логан не двигался, не представляя, как поступить. Пойти за ней или лучше вернуться в дом?