Счастливые люди правильно шевелят мозгами. Прикольная, но очень полезная книга о сексе, теле, мыслях и эволюции

Когда вы пугаетесь (а это ни с чем не перепутаешь, потому что по коже бегут мурашки, волосы встают дыбом и сердце колотится сильнее), это означает, что вы готовы защищаться, лезть в драку, обратиться в бегство или застыть на месте как статуя. Если вы остаетесь в таком состоянии, первой отключается память, затем иммунная, пищеварительная и репродуктивная системы. Когда память отключается, вы даже не можете вспомнить, какие варианты реакции у вас есть.

Все это происходит вне вашего поля видимости, поэтому вы не можете осознать, что ваша система прекращает работу, или понять, почему клетки мозга начали атрофироваться. Поверьте мне на слово, у всех нас есть миелиновые нервные волокна, которые покрывают каждую из нервных клеток (нейронов), чтобы ускорить передачу сигналов от одного нейрона к другому. Если эти оболочки повреждаются, то нейроны, соединяющие разные области мозга, ослабевают, и в итоге мысли вас не слушаются, разбегаются и ваша способность соображать резко падает. Реакции замедляются, вас охватывает отупение.

Если способность соображать и мыслить рационально сохраняется, то вы начинаете ощущать угрозу, даже если поблизости нет никакого источника опасности. В таком случае вы вините окружающих за то, что они внушают вам паранойю, и вот так начинается синдром «мы – они». Вы перестаете воспринимать «их» как себе подобных, как людей. Еще одно следствие нейронной атрофии – то, что мышление суживается и делается негибким, и всякого, кто непохож на вас, вы отныне воспринимаете как врага. У каждого из нас есть свои спусковые механизмы страха (триггеры), запрятанные глубоко в памяти. Мы реагируем на них, сами не ведая почему, особенно если мы в состоянии стресса. В такой ситуации мы находимся во власти старых ассоциаций.

Допустим, в детстве вас напугал какой-то бородач, и поэтому, возможно, повзрослев, вы будете бояться бородачей как таковых. В их число будут входить и мусульмане, и люди в костюме Санта-Клауса. У вас возникнет предубеждение, даже если вы просто прочитаете о преступнике с бородой. (Думаю, нет необходимости называть имена, но, когда я вижу мужчину с короткой стрижкой на косой пробор, с челкой и усиками, мне сразу хочется спрятаться.) Выбраться из этой ловушки поможет осознанность. Еще можно отрастить бороду и вступить в группу «они», но этот способ женщинам, сами понимаете, не подходит.

Память и эмоции

Итак, никто из нас не понимает, почему у нас возникают такие, а не иные реакции на конкретные явления, людей и вещи. Мы всегда видим не предмет или человека как он есть на самом деле, а воспринимаем все сквозь призму, сквозь интерпретацию своих воспоминаний.

Например, мы видим сигару, но не думаем о ней как о пенисе (именно такое толкование предлагал Фрейд). Извините, уважаемый герр Зигмунд, но, когда я вижу пенис, то не думаю о сигаре, и наоборот тоже. Кстати, первый обнаженный мужчина, которого я увидела, был Джон Леннон на обложке его совместной пластинки с Йоко Оно. И с тех пор, видя гениталии, я думаю о «Битлз». Мы видим то, что видим, под влиянием юношеских и детских ассоциаций.

Что такое «нутром чую»?

Нередко приходится слышать выражение «нутром чую» – так говорят о каком-то интуитивном ощущении, а потом действуют исходя из него, как будто нутро – это тибетский мудрец. Иногда «нутряное чувство» дает правильную подсказку, иногда ошибается. Если бы интуиция всегда оказывалась права, то в казино выигрышей было бы гораздо больше. У «нутра» 500 миллионов нейронов по сравнению с человеческим мозгом, у которого 100 миллиардов нейронов, так что мозг несколько посильнее. Каждое наше впечатление сохраняется в Гигантском Центральном Архиве Памяти, и каждое ощущение тоже передается туда. Поэтому, если только вы не помните конкретное событие отчетливо, вы не сумеете определить, откуда у вас взялось «нутряное чувство». На самом деле принимать правильные решения нам помогает осознанность памяти.

О себе любимой

Однажды, прогуливаясь по огромному торговому центру и примеряя наряды, я вдруг почувствовала настоящий приступ панической атаки и была вынуждена выбежать на улицу отдышаться. Потом я поразмыслила и вспомнила, что, когда мне было лет восемь или десять, меня укусил пятнистый пес-далматинец. Вот почему я впала в панику, когда примеряла пятнистые леггинсы! «Ага, – решила я, – мне удалось вычислить причину испуга!» Поэтому я отдышалась, вернулась в магазин и громко сказала: «Заверните мне эти леггинсы далматинской расцветки. Я больше не боюсь!»