Счастливые люди

Одним словом, до глубокой ночи Муся Иосифовна Шварц добывала информацию, сверяла показания, имена, даты, – порхая с «Немецкой волны» на радио «Свобода», со «Свободы на «Би-би-си», она сама становилась надежным источником и хранителем важных новостей, – ай-ай-ай, – как не стыдно, – уличив очередного политика в явной лжи, скорбно прикрывала глаза и удалялась в свою комнату, – еще час или два доносилось оттуда сосредоточенное покашливание, – словом, это было священное во всех отношениях время.

Время важных писем.

Бабушка писала письма.

Она писала, не разгибая спины, время от времени макая перо в чернильницу.

Она писала пером, обычным ученическим пером, насаженным на деревянный стержень, – синими или фиолетовыми чернилами, – на разлинованном листе, вырванном из школьной тетради, – шариковых ручек она не признавала, – и потом, разве могла примитивная шариковая ручка выразить всю степень бабушкиного возмущения?

У бабушки было острое перо.

На эпитеты она не скупилась. В ход шло все. Цитаты древних мудрецов, выдержки из статей.

Совсем забыла уточнить, – бабушка моя читала газеты, – начиная с «Аргументов и фактов» и заканчивая «Комсомолкой», и не просто читала, а аккуратно, изящными маникюрными ножничками вырезала нужные абзацы и вклеивала их в толстую, похожую на амбарную книгу тетрадь. Под каждой вклеенной цитатой стояла дата, имя, название первоисточника, словом, в своем деле бабушка была не какой-то там жалкий любитель, а настоящий профессионал.

Ночные бдения не препятствовали раннему подъему.

Да и подъемом назвать это было довольно сложно.

Разве я не говорила? Последние годы (то есть, годы нашего знакомства) они вообще не спала.

– Не спится, – пожимала плечами бабушка, – не спится, и слава богу! Жизни осталось всего ничего, и проспать драгоценное время было бы крайне нелепо! И, помимо всего прочего, как можно спать, когда в мире творится черт знает что!

Бабушка моя в буквальном смысле этих слов стояла на страже этого самого мира. Она не смыкала глаз. Зорко отслеживала знаки грядущих перемен.

– Ты поняла? НАЧИНАЕТСЯ! Они думают, никто ничего не видит. Не понимает. Но они таки ошибаются!

Сардонически усмехаясь, бабушка садилась за письменный стол и шевелила губами. Лицо у нее делалось важное и сосредоточенное.

Утром она запечатывала конверт и уходила на почту. На почте бабушку знали.

Работники почтового отделения почтительно привставали со своих мест при виде деловито семенящей Муси Шварц.

– Идет, уже идет, – переглядывались они и улыбались.

***

– Почему? Почему вы не отдали письмо? Ведь это так важно!

Скорбно раскачиваясь, она не забывала все-таки вслушиваться в скороговорку диктора центрального телевидения.

Письмо от Хиллари Клинтон лежало на обеденном столе.

Бабушка вздыхала.

– Ладно они, – но ты, ты, – ведь ты одна понимаешь, как это важно! Как это важно для меня! Как это важно для мира!

– Но ты болела, мы не хотели волновать тебя, – мой лепет казался таким жалким, – он был просто убогим на фоне справедливого бабушкиного возмущения.

– Ведь ты понимаешь, что это почти заговор, майн кинд? Что это практически предательство?

Я потупилась. Невыразимо больно было слышать такое от моей горячо любимой бабушки, которая впервые за долгие годы, наконец, получила ответ.

Кому она только не писала!

Как радовались, должно быть, все эти люди, великие мира сего, – начиная от Рональда Рейгана и заканчивая Михаилом Горбачевым, – как радовались они письмам моей бабушки, как наслаждались цветистостью и изысканностью ее слога, ясностью мысли и непревзойденным остроумием!

Хиллари бабушка написала сразу после известных событий с Моникой.

– Мы женщины, – заявила она, – мы, женщины, должны поддерживать друг друга в трудную минуту.

– Но, бабушка, – возможно, она не умеет читать по-русски!

– Пустяки, – смеялась Муся, – у них целый штат переводчиков, – кроме того (по губам ее пробежала загадочная улыбка), – кроме того, она из наших, – ты не знала? бабушка этой самой Хиллари родилась на Малой Арнаутской, а дедушка…

Она знала о своих подопечных такие подробности…

***

Письмо от Хиллари Клинтон так и осталось нераспечатанным.

Оно лежало на столе с укоризненно загнутыми уголками.

Так нас воспитали.

Нельзя читать чужие письма, – нельзя, – говорила бабушка, – нельзя копаться в чужом белье и вынюхивать чужие секреты.

Мы так и не узнали, что ответила первая леди на длинное и прекрасное письмо Муси Шварц.

Не узнала об этом и сама Муся.

И потому письмо Хиллари так и осталось без ответа, и, возможно, именно поэтому все мире пошло не так, как задумывала моя бабушка, – вселенная держится на неравнодушии случайных и совсем незначительных (на первый взгляд) людей, – уж в чем-чем, а в этом она была уверена абсолютно!

Сегодня, в благословенные времена сверхскоростного интернета, в бесконечном потоке информации можно захлебнуться!

Кому придет в голову писать длинные письма на шершавом тетрадном листе, еще и острым пером, сражаясь с чернильными пятнами, ворсинками и постоянной ложью…