Счастливые люди

Мой стол стоял у окна, и, с бездонной тоской провожая снующие туда и сюда человеческие фигурки, я наливалась отчаянием, – это было бойкое место, – напротив цирка и универмага, – оттуда, из моего наблюдательного пункта, просматривались все без исключения очереди, – за дефицитными колготами, роскошным дамским бельем, кастрюлями и полосатыми венгерскими платьями.

Там, за проходной, за окнами третьего этажа, была свобода, – я ерзала, изображая некую деятельность, потому что настоящую работу мне (к счастью!) не доверяли, и приходилось шуршать бумажками, выполнять роль посыльного, то и дело отлучаться в туалет, и там уже, сидя на подоконнике, предаваться безудержному и монотонному отсчету секунд и минут, сосредоточившись на единственном, – дотянуть с божьей помощью до обеда, а там…

Напротив сидела Валентина Федоровна, – тяжеловесная, будто отлитая из чугуна, далеко немолодая дама с подобием проволочной башни из накладных волос, – порода «заводских красавиц» и комсоргов, – судя по всему, на завод она попала юной девушкой, – щекастой, румяной, ядреной, и… таковой она себя и ощущала, – во мне она учуяла классового врага, – это было что-то …биологическое, – мы невзлюбили друг друга с первого взгляда, и это была честная, достойная ненависть.

Совсем не то – добрая Алиса Борисовна, – малокровная, неопределенного возраста, со втянутой в плечи головой, – бедная Алиса Борисовна, которая искренне желала быть доброй со всеми, но мое бессмысленное присутствие не укладывалось в рамки ее терпеливой доброты, – израсходовав последние ее запасы, бедная фройляйн Алиса тоже меня невзлюбила, но всячески маскировала это нехорошее чувство, заговаривая со мной подчеркнуто ласково, – от ее жидкого дребезжащего голоска можно было удавиться, но я стоически переносила и откровенную нелюбовь и фальшивую доброту, – между святой Алисой и чугунной Валентиной сидела немножко дефективная Людочка, уже совсем пожилая, на мой взгляд, девушка, – лет тридцати пяти, – косо срезанная челка нависала над недобро мерцающим глазом, – Людочку я побаивалась, – не знаю, из каких соображений держали ее на рабочем месте, – о вспышках внезапной агрессии ходили легенды, да я и сама имела удовольствие убедиться в этом.

Позже и вечная женщина-комсорг, и плаксивая фройляйн Алиса, и дефективная Людочка почти смирились с присутствием в комнате бесполезного и бесперспективного работника, более того, они научились извлекать из его, этого присутствия, некоторую пользу, – отсутствия боевой единицы отряд не замечал, и я с готовностью выстаивала во всевозможных очередях, успевая еще и на внезапные свидания.

Свидания образовывались непринужденно, – вообще же, это время было необычайно насыщенным в некотором смысле, – вырываясь за пределы заводского мира, я готова была пуститься во все тяжкие, – все, происходящее «за проходной», казалось целительным и несло умиротворение.

Дамы из отдела с любопытством разглядывали меня, выдыхающую целебный воздух свободы, – о, не за чулками и шампунями выстаивала я, отчаянно промерзая в своих символических одежках, – это были прекрасные мгновения, прекрасные своей, увы, быстротечностью и непредсказуемостью, – моей добычей было все – острота зимнего воздуха, падающий тихо снег, темная жижа под ногами, женщины в растерзанных туалетах, занимающие «тут» и «там» одновременно, – вспыхивающие внезапно площадные страсти и знакомства.

Переглядываясь, сотрудницы мои вздыхали с некоторым облегчением, – ну вот, наконец-то определилось предназначение невнятного и явно случайного в дружном коллективе элемента, – очереди! Кто-то же должен был выстаивать их, кто-то совершенно безотказный и бесполезный во всех прочих смыслах.

Возможно, они даже полюбили меня.

Возможно, на моем фоне они ощущали некое собственное превосходство, а еще позже они научились смеяться вместе со мной, – и я с удивлением обнаружила, что чугунная Валентина заразительно хохочет, обнаруживая прелестные ямочки на все еще тугих щеках, а хрупкая фройляйн Алиса абсолютно и бесповоротно одинока, и после работы… ей совершенно некуда спешить, вот и бредет она со своей кошелочкой, со своей бескровной извиняющейся улыбкой, и приходит она раньше всех, и уходит позже, придумывая всякие неотложные дела.

А агрессивная и нелюдимая Людочка напьется до чертиков и исполнит отчаянный и сладострастный танец, и станцует она его на новогоднем корпоративе, взобравшись на неустойчивый накрытый празднично стол, и все увидят ее длинные, немного несуразные, но дьявольски женственные ноги в дефицитных черных чулках на волнующих резинках.

Больше всего я опасалась задержаться в этом, уже довольно уютном и обжитом мирке, пахнущем котлетами, приторными духами и машинным маслом, – уподобившись вечной Валентине, отсидевшей «от звонка до звонка» ни много ни мало, – двадцать пять годков, – двадцать пять, – двадцать пять лет я сижу на этом месте, – восклицала она, поправляя сползающий рубиновый шиньон.