Уровень обобщения. При всём разнообразии судеб и рефлексов людям нужно как-то уживаться друг с другом, коммуницировать, договариваться, достигать чего-то вместе. Поэтому каждый из нас может, глядя на другого человека, «отбросить» неважные и непринципиальные для выживания детали, факты и особенности этого человека, чтобы далее говорить о нём, как о сферическом добряке в вакууме. Ну или как о подлеце. Или умнике. И так далее. Обобщая, мы всё так же отталкиваемся от своей истории, от своих привычных реакций, как и на уровне интерпретаций, но, во-первых, вынуждены считаться с уже устоявшимися группами обобщения (классификаторами для оценки, методиками оценки и т. п.), а во-вторых, сильно зависим от объёма жизненного опыта. Развитие языка и уточнение опыта на данном уровне происходит благодаря выскочкам – тем самым выделяющимся из толпы людям.
Уровень закона. Та самая истина, сформулировать которую, якобы, невозможно. Возможно, друзья мои, возможно. Просто слов для этих идей в языке нет, поэтому законы всегда между строк в очень больших текстах. Кому-то истина настолько будет резать глаз, что он будет отрицать очевидные факты – самый первый уровень информации, а ведь в больших текстах всегда есть, к чему придраться. Порой отрицается даже сама необходимость вчитываться – со словами «афоризмы же короткие, а вы тут написали 1001 страницу, мутите воду, видимо». Именно поэтому, за ненадобностью, в наших языках слишком мало слов, которыми можно однозначно доносить информацию такого уровня. В этой книге около двадцати утверждений уровня закона, которые я пытаюсь озвучить явно, а не между строк. И утверждение, что наш язык предназначен для лжи и манипуляций, – одно из них.
Возвращаюсь к нестандартным ситуациям и абстрактным конструкциям. Выделение необычного человека из толпы происходит за счёт интерпретации его поступков и сравнения их с обобщённым образом этой толпы. Если совпадение налицо, относим его к стаду, если нет – клеймим. И при этом каждый человек не просто выносит своё суждение, он ещё и предполагает суждение остальных членов группы, проверяя и своё собственное нахождение в группе при таком приговоре, и, соответственно, это своё суждение – на состоятельность.
Если у группы недостаточно слов, чтобы однозначно классифицировать выделяющуюся персону, либо произойдёт развитие языка и появление нового эпитета (статуса), либо персона будет осуждена с «закрытием глаз» на часть фактов и названа уже имеющимся эпитетом.
Хорошим примером являются оценки положительных и отрицательных персонажей в кино и литературе.
И положительный, и отрицательный персонажи могут в равной мере совершать совершенно одинаковые с точки зрения светского закона поступки, убивать одинаковое количество окружающих людей, нарушать морально-этические правила, идти напролом, вести паразитический, вредный, опасный, неправильный (нужное подчеркнуть) образ жизни, – словом, грешить по полной программе. И почему-то у одного из них все эти факты на поверхности, обсуждаются и порицаются обществом, и справедливой расплаты ему за них не избежать. А вот второму это прощается, будто бы так и должно было быть.
Недостаток слов и, самое главное, отброшенных фактов на уровне обобщения и закона приводит к тому, что мы вынуждены клеймить лишь крайностями – «хороший» или «плохой», например, причём лишь по ограниченному списку критериев. При этом, хорошим считается тот, кто отнесён к толпе (к стаду, группе, команде и т. п.), а плохим – выделяющийся, имеющий нестандартную точку зрения или даже поведение.