Счастливые привидения

Ветер свистел в ушах, ей слышались стоны елей далеко внизу. На щеках у Принцессы появился румянец, волосы растрепались. Она стала похожа на неугомонную сказочную фею.

— Нет, — заявила она. — Я сама поведу мою лошадь.

— Тогда смотрите, чтобы она не подмяла вас под себя, — сказал Ромеро и начал спуск, ловко управляясь с конем, прыгая с камня на камень, на траву, не упуская из виду ни одной канавки. Его конь то прыгал, то семенил следом, иногда останавливаясь, как вкопанный, с намертво прижатыми к камням передними ногами, не желая продолжать путь. И тогда Ромеро, глядя на него снизу, едва заметно трогал поводья и подбадривал испуганного коня. Резким движением тот опускал ногу, и спуск продолжался.

Принцесса дерзко и безрассудно последовала за Ромеро, держась не очень уверенно, но управляясь довольно быстро. И Ромеро, который постоянно оглядывался, чтобы видеть ее, смотрел, как она, словно птичка с причудливым оперением, летит вдоль склона, крутя головкой в сине-коричневом платке, и ее оранжевые бриджи сверкают на солнце, как утиные лапки. Гнедая кобыла прыгала и скользила следом. Как бы там ни было, Принцесса с бесстрашной решимостью приближалась к цели, крошечное живое пятнышко на огромной желто-коричневой горе. До чего же крошечное! Крошечное, словно птичье яичко. От восхищения у Ромеро кружилась голова.

Однако им надо было побыстрее спуститься, чтобы избавиться от холодного пронизывающего ветра. Внизу росли ели, среди камней бежал ручеек. Ромеро зигзагом спускался по склону. И следом за ним летела вниз крошечная яркая Принцесса, держа в руках длинный повод, на котором она вела неуклюжую кобылу, поскальзывавшуюся на камнях всеми четырьмя ногами.

Наконец цель была достигнута. Ветер остался наверху, и Ромеро уселся на солнышке, рядом с какими-то кустами, на которых краснели ягоды, похожие на морошку. Принцесса подошла к нему. У нее пылали щеки, а глаза стали темно-синими, намного темнее синего узора на ее платке, и сияли, как никогда.

— Мы это сделали, — сказал Ромеро.

— Да, — отозвалась Принцесса, бросая поводья и опускаясь на траву, не в силах ни говорить, ни думать.

Но, слава богу, внизу было безветренно и солнечно.

Немного погодя к Принцессе вернулась способность думать и владеть собой. Она выпила воды. Ромеро занялся седлами. Потом они снова пустились в путь, вдоль ручья ведя на поводу лошадей. Прошло какое-то время, прежде чем они опять поехали верхом.

Они ехали вглубь долины, в осиновые заросли. Между слабыми тонкими деревьями пробивались лучи солнца; листья осин, похожие на диски, качались, словно подавая сигналы, и разбрызгивали золото, слепившее Принцессу. Она ехала наугад, ничего не видя за золотым сверканием.

Потом они оказались в тени, в гуще смолистых елей. Жестокие ветки все время старались выбить Принцессу из седла. Ей приходилось крутиться и уворачиваться от них.

Вдруг опять появилась тропинка. И тотчас они выехали на солнце, оказавшись на краю ельника, где стояла старая хижина. А на дне небольшой голой долины, где были одни серые камни и кое-где лежали кучи булыжников, Принцесса увидела круглое озерцо насыщенного зеленого цвета, темно-зеленого цвета. Солнечные лучи вот-вот готовились его покинуть.

И правда: пока Принцесса стояла и смотрела на озеро, тень накрыла и хижину и ее самое; в долину ведь раньше опускаются сумерки. Зато вершины гор еще сверкали на солнце.

Хижина оказалась крохотной, с земляным полом и снятой с петель дверью. Внутри, кроме настила вместо кровати, трех круглых чурбаков вместо табуретов и примитивного очага, не было ничего — больше ни на что не хватило бы места. Двоим было не разойтись. Крыша отсутствовала — но Ромеро накрыл домик пушистым лапником.

В этом месте царила мерзость запустения, присущая дикому буйному лесу, мерзость запустения, присущая обиталищу диких зверей, загаженному испражнениями, мерзость запустения, присущая девственной природе. Принцесса воочию увидела эту мерзость. К тому же она едва не падала от усталости.

Ромеро торопливо насобирал веток и развел огонь в очаге, а потом отправился к лошадям. Принцесса абсолютно машинально подкладывала в огонь одну ветку за другой и в странном оцепенении завороженно наблюдала за язычками пламени. Развести большой огонь она не могла — сгорела бы хижина. Дым летел наружу через сложенную из глины и камней обветшавшую трубу.

Когда Ромеро вернулся с седлами и седельными сумками, чтобы повесить их на стену, то увидел, что маленькая Принцесса сидит на чурбаке перед старым очагом, протянув к огню крошечные ручки, и ее оранжевые бриджи сверкают, почти так же ярко, как огонь. Сама она была как будто не в себе.

— Может быть, виски или чаю? Или подождете, пока сварится суп? — спросил он.

Принцесса встала и, довольно смутно понимая, что он говорит, посмотрела на него блестящим, не совсем осмысленным взглядом; на ее щеках горел чахоточный румянец.

— Чаю, — сказала она, — с капелькой виски. Где чайник?

— Подождите. Сейчас я все принесу.