Счастливые привидения

Она подняла брови, и у нее вырвался короткий презрительный смешок.

— Естественно, никого! — улыбнулся он. — Мир задает вопросы тебе, ты задаешь вопросы мне, а я иду к некоему оракулу, который сидит где-то в темноте, так?

Мюриэл тоже засмеялась.

— Да! — воскликнул он, неожиданно посерьезнев. — Представь, ты должна ответить мне на один важный вопрос, на который мне самому ни за что не ответить.

Лениво развалившись в кресле, он опять заулыбался. И она порывисто повернулась, чтобы вновь внимательно на него поглядеть. Прекрасные пышные волосы свободно падали ей на плечи, обрамляя лицо; в темных глазах появилось недоуменное выражение, она опять поднесла палец к губам. Неожиданное замешательство промелькнуло в его взгляде.

— Как бы там ни было, ты можешь кое-что мне дать.

Она не сводила с него темных вопрошающих глаз. А он своими намеками прощупывал почву. Потом, вдруг будто бы забыв о ней, глубоко задумался, у него даже расширились зрачки.

— Понимаешь, — произнес он, — в жизни нет ничего хорошего, кроме самой жизни, но ее нельзя прожить в одиночку. Обязательно надо иметь кремень и огниво, и то и то, чтобы выбивать искру. А что если представить, будто ты мой кремень, мой белый кремень, который высечет для меня красный огонь?

— Ты это о чем? — затаив дыхание, переспросила она.

— Понимаешь, — продолжал он, по обыкновению, размышлять вслух, — думать — не значит жить. Это все равно, что мыть, чесать, распределять по образцам и вязать из шерсти, настриженной за год. Вот что я хочу сказать… мы почти до конца использовали нашу шерсть. Надо начинать сначала — тебе и мне — жить вместе — ты понимаешь? Ничего не придумывая и не поэтизируя — понимаешь?

Мюриэл не удержалась и вновь испытующе поглядела на него.

— Ну? — прошептала она, побуждая его объяснить до конца то, что он имел в виду.

— Понимаешь — я вернулся к тебе… к тебе…

Он выжидающе помолчал.

— Но, — отозвалась она, запинаясь, — я не понимаю.

Мершам поглядел на нее с откровенной настойчивостью, не обращая внимания на ее смущение.

— Лгунья! — ласково произнес он.

— Ну… — Она отвернулась от него. — Не совсем понимаю.

Мершам нахмурился.

— Да нет, пора тебе понимать алгебру речи. Можно мне показать тебе на твоих пальчиках, что я имею в виду, пункт за пунктом, пользуясь простой арифметикой?

— Нет, нет! — воскликнула она. — Как мне понять перемену в тебе, — будто оправдываясь, спросила Мюриэл, — ведь ты всегда говорил, мол, ты не изменишься? Совсем другое говорил.

Он поднял голову, словно обдумывая ее слова.

— Ну да, я изменился. Забыл, наверно, что говорил. Полагаю, я не мог не измениться. Ведь я стал старше — мне двадцать шесть лет. Прежде мне было страшно даже подумать о том, чтобы поцеловать тебя, ты помнишь? Ладно — теперь все иначе, — сияя улыбкой, с нежностью произнес он.

Густо покраснев, она отвернулась.

— Нет, — продолжал он медленно, с грубоватой прямотой, — не то чтобы я знал больше, чем тогда — о любви — как ты понимаешь… но — я думаю, ты красивая… и мы отлично друг друга знаем — как никого другого, правильно? Поэтому нам…

Он умолк, и они некоторое время сидели в напряженном молчании, прислушиваясь к шуму снаружи, к громкому лаю собаки. Стало слышно, как кто-то заговорил с псом, успокаивая его. Сирил Мершам напряг слух. Щелкнула щеколда на двери сарая, потом негромко звякнул звонок на велосипеде, задевшем стену.

— Кто это? — спросил он, ничего не подозревая.

Она подняла глаза и ответила взглядом — виноватым, молящим. И он сразу все понял.

— О господи! Он?

Мершам посмотрел на фотографию на каминной полке. Она кивнула с обычным для себя отчаянием, вновь прикусив палец. Мершаму потребовалось несколько мгновений, чтобы приспособиться к новой ситуации.

— Да! — итак, он на моем месте! Почему ты не сказала раньше?

— Я не могла. И он не на твоем месте. Кстати — ты никогда не претендовал на это место.

Она опять отвернулась.

— Ты права, — согласился он, подумав. — Не претендовал. Значит, я совершил ошибку. Однако я знал, что ты держишь мои старые перчатки в кресле поближе к себе, — улыбнувшись, поддразнил он Мюриэл.

— Так и было, так и было! — с необычайной горечью призналась она. — Пока ты не попросил меня вернуть их. Ты сказал мне… чтобы я завела себе другого парня — и я сделала, как ты сказал, — я всегда делала, как ты говорил.

— Неужели я это сказал? Прямо так и сказал? Наверняка так и было. Ну и дурак. Он тебе нравится?

В ее громком смехе звучали горечь и издевка.

— Он очень хороший — и он обожает меня.

— Еще бы! — воскликнул, усмехаясь и вновь принимая ироничный вид, Мершам. — И в каком он качестве?

IV