— Это Мирамар, — сказала она, отсмеявшись, когда они выехали из тоннеля. — До революции здесь жили аристократы и магнаты. Теперь на их виллах детские сады и общежития студентов… Ну и… резиденции ответственных работников.
Ему ли было не знать, что такое Мирамар…
Здесь он жил с мамой в предоставленном ему студией «Кубанакан» жилище. Это была половина маленького фешенебельного домика, вторую половину которого занимала Хуанита Толедо, в ту пору «специалист по культуре», читавшая лекции в университете.
Она приехала на революционную Кубу из Аргентины, как многие леваки-недоучки, слетевшиеся под революционный шумок со всего мира просвещать «победивший народ». Пропуском служил клич «Родина или смерть!», достаточный для того, чтобы получить жилье и оклад.
Ловкая Хуанита тут же обзавелась любовником-негром, веселым офицером повстанческой армии. Шумные оргии с пением революционных песен однажды заставили мать Бласа поговорить с соседкой. Она обратила внимание Хуаниты на несоответствие ее поведения «социалистической морали», тем более что та преподавала «культуру» в университете.
Хуанита поклялась, что «больше не будет».
И тут же настрочила донос на Бласа как на гомосексуалиста в соответствующий сектор министерства внутренних дел.
Иногда, возвращаясь со студии, Блас приглашал на чашечку кофе кинооператора Мануэля Риваса, одинокого пожилого человека с женоподобными ужимками и манерной речью. Бласу было наплевать, что говорили об этом человеке на студии. Для него — начинающего «киношника» — каждая беседа с доном Маноло была открытием великого искусства живописания светом и тенью, чем и является кинооператорское дело.
Дон Маноло участвовал в съемках знаменитого голливудского фильма «Старик и море» по повести Эрнеста Хемингуэя, а незадолго до прихода Бласа на студию «Кубанакан» был ассистентом замечательного русского кинооператора Сергея Урусевского, снимавшего с не менее знаменитым режиссером Михаилом Калатозовым совместный русско-кубинский фильм.
Дон Маноло был совестливым «мариконом»: у него и в мыслях не было соблазнять пытливого парня, увлеченного своей будущей профессией. Он рассказывал ему интересные эпизоды из операторской практики, делился секретами, связанными с выбором кинопленки, аппаратуры, оптики…
Аргентинская стерва тонко учла ситуацию — начало кампании по борьбе с «буржуазными влияниями», одной из бесчисленных кампаний, имевших целью отвлечение народа от неудач новых правителей «острова полной свободы»…
Она добилась сразу двух выгод: выселила «гомосексуалиста» и его мать и завладела (не без помощи своего опекуна) второй половиной коттеджа.
— А ваша руководительница тоже живет в Мирамаре? Она ведь ответственный работник?
Дульсе Мария поморщилась.
— Да… Моя мать живет здесь. Вон ее дом. — И она указала оторопевшему Бласу на проплывавший мимо коттедж — тот самый…
— Она живет с твоим отцом?
— Жила…
— Они развелись?
Блас подумал, что его вопросы ей неприятны. Но девушка не промолчала. Ему показалось, что ей хочется быть с ним откровенной.
— Отца расстреляли…
— Прости, что я так любопытен.
— Ничего… Он был команданте… Они жили с матерью до того, как с ней произошло несчастье… Пожар, в котором она чуть не сгорела… Отец поступил благородно, женился на ней… А вот она, когда его забрали, отреклась от него… Теперь она напивается в одиночестве. Ставит пластинку с танго Карлоса Гарделя и пьет.
«Вспоминает свою Аргентину, гадина!» — зло подумал Блас.
— Дульсе Мария, я хотел бы вернуться в отель, — сказал он, искоса любуясь строгим профилем мулатки…
— Хорошо.
Остановив машину у входа в отель, она сказала:
— Я не живу с матерью. И очень бы хотела попросить тебя… Не придавай большого значения тому, что я дочь ответственного работника…
— Что ты делаешь вечером?
— Я в распоряжении вашей труппы.
— Значит, и в моем. Как бы ты посмотрела на то, чтобы поужинать со мной?
— Я бы сказала, что ты умеешь читать мысли.
Глава 8
После всех волнений, которые испытала Марисабель из-за козней Лили, ее отношения с Бето снова были такими, как после венчания Джоаны с Карлосом: они часто бывали вместе, один раз ходили в дискотеку.
Для того чтобы избавиться от приступов ревности к парку Чапультепек, куда коварная Лили завлекла Бето, она сама увлекла его туда. Они провели чудесный день среди детворы и пенсионеров, катались на карусели, лакомились мороженым и воздушным сахаром.
Когда они проходили мимо огромной сейбы, Бето указал на нее Марисабель и, подойдя к неохватному стволы, прислонился к нему спиной, сказав:
— Вот то самое дерево, у которого на меня напала со своими поцелуями Лили!
— Зачем мне знать это? — спросила Марисабель.
— Почему бы и тебе не сделать то же самое? — предложил «гнусный изменщик» Бето, закрыв глаза, раскрыв объятия и выпятив губы.
Она подкралась к нему и приложила к его губам два сложенных пальца, которые он поцеловал. Открыв глаза и убедившись в обмане, он хотел схватить ее, но она увернулась и бросилась бежать, что всегда — еще со времен праматери Евы — делают девушки, когда им нравится парень…