Счастливые слезы Марианны

— Устроила бы для всех наших детей кругосветное путешествие, чтобы они поняли, какая скудная и печальная у них жизнь здесь… Чтобы возненавидели эту душную тропическую казарму, в которой они живут, отрезанные от всего мира…

Блас обнял ее, несколько минут они шли молча. На глазах у нее были слезы.

— Многим детям у нас матери дают, отправляя их в школу, лишь чуть подслащенную воду… И это на сахарном-то острове!

Блас еще крепче прижал девушку к себе… Наконец Блас остановился. И указал на скромную мраморную плиту, на которой была выбита надпись:

«Мария Эскаланте

(1925–1964)

Мир праху твоему.

Любящий сын Алехандро».

— Ты… Алехандро? — тихо спросила Дульсе Мария.

Глава 20

Марианна вошла вслед за Джеймсом в танцевальный салон «Эль Сапатео» с опаской.

Перипетии ее непростых отношений с Луисом Альберто заставляли ее быть осторожной при каждом появлении на людях без него. В людных местах всегда найдется недоброжелатель с неуемной фантазией, злым сердцем и длинным языком.

Впрочем, она вольна делать то, что считает нужным. Единственным арбитром между ней и Луисом Альберто может быть только ее совесть.

Сколько раз она с горечью видела, Как никакие резоны и доказательства не принимались в расчет его охваченным ревностью разумом. Только совесть была ей утешением в тяжелые дни, недели и годы их размолвок.

Сейчас она потешалась над собой, над своим согласием посетить это «злачное место».

Один раз в юности она была на танцах, куда ее пригласил кузен Диего Авилла, писаный красавец, полагавший, что она поддастся его мускулистым домогательствам, а позднее решивший завоевать вместе с ее сердцем и… ее ранчо.

Она вспомнила, как неумело перебирала ногами, и Диего, немного приподняв ее над полом, стал плясать с ней, как с куклой.

Она сказала Джеймсу, что предпочла бы осмотреться, и он пригласил ее за столик, заказав два бокала вина, оливки и шкварки-«чичарронес».

В танцевальном круге она увидела Кармен в объятьях высокого худого парня, пригибавшегося к ней, Кармен помахала Марианне рукой, и ей стало легче оттого, что рядом находится знакомая…

Джеймс пользовался успехом — к столику то и дело подлетали девушки, для каждой из которых у Джеймса находилось небрежное, восторженное или нежное словцо.

На невысокой эстраде расположился оркестр, довольно складно исполнявший «дансон». Несколько пар размеренно следовали каденциям этого сдержанно-жаркого танца.

Джеймс попросил у Марианны разрешение ненадолго покинуть ее — он пошел танцевать с миловидной высокой блондинкой в коротком платье с пышными оборками. Со стороны Джеймс походил на штатного танцора, которых нанимают в салоны для услады пожилых одиноких посетительниц.

Марианна с улыбкой наблюдала за танцующими.

Один из кавалеров, сухощавый старик лет семидесяти, мог бы послужить иллюстрацией для книги о танцах в провинции: редкие набриолиненные волосы, тонкие усики, темные очки, белый костюм из тропикаля, коричневый галстук и такого же цвета платочек в кармашке пиджака, двухцветные — коричнево-белые — штиблеты, большой золотой перстень, золотые запонки и толстый золотой брелок на запястье.

Ладонь дамы повернута кверху, словно она гордо несет поднос, но вместо подноса на ее ладонь опирается левая рука кавалера, а правая — деликатно, но с необходимым усилием держит даму за талию. Откинутые назад плечи кавалера позволяют ему вминаться ниже пояса в соответствующее место партнерши, застенчивость или любопытство которой определяют степень отодвинутости ее от опасного казуса…

За столик к Марианне со своим бокалом подсела коротко остриженная рыжая толстушка лет сорока пяти в черном пиджаке поверх джинсового комбинезона, с белой сумочкой под мышкой. Восторженная, будто приклеенная улыбка на ее лице свидетельствовала о безграничной печали ее одиночества.

— Вы первый раз у нас в салоне? — дружелюбно спросила она.

— Да.

— Меня зовут Селия.

— А меня Марианна.

— По выговору вы здешняя, но только я вас раньше у нас в Сан-Мигеле не видела.

— Я живу в Мехико. А здесь у меня ранчо.

— Какое?

— Ранчо Вильяреаль…

— Так ты Марианна! Тебя не узнать! Какая элегантная! Ты меня, наверно, не помнишь?

— Селия, лицо твое мне знакомо… Но, знаешь, один мой друг говорил в таких случаях: лицо отлущилось от имени! Где-то друг друга видели, а вспомнить не можем…

Селия расхохоталась.

— Мой отец был ветеринаром, наш дом недалеко от твоего ранчо. Так как мама рано умерла, отец иногда оставлял меня у вас…

Селия погрустнела.

— Вот… Прихожу сюда танцевать… Если, конечно, находится кавалер…

Они пили и вспоминали свое детство.

Марианне стало тепло и уютно среди этого шума и гама, дыма и света. Несколько раз к столику подходили и приглашали Марианну на танец. Она отказывалась и стыдилась, что приглашают только ее.

— Новенькую увидали, и уже глаза навыкате! — сказала она в свое оправдание. — А ты часто сюда приходишь?