Счастливые сны. Толкование и заказ

А кому объяснишь, что ты выход к настоящей жизни ищешь? Какое к этому может отношение сложиться? — очень недоброе. Многие рассматривали мои устремления и попытки себе свободу сна и яви сохранить, как откровенный плевок в лицо и оскорбление личности. Теща так и сказала мне: неужели, говорит, вы не понимаете, что то, как вы живете — это просто плевок в лицо всем окружающим? Да в чем плевок? — кричу я. Ведь то, что я делаю — любому доступно. Это не по службе высот достигать, не должности домогаться — любому подстать жизненная моя дорожка, стоит только отказаться от претензий и кляуз к жизненному устройству и начать свои сны рассматривать...

Знакомые донимали тоже неимоверно. Мне жить не на что, едва концы с концами свожу, совсем уже за бортом жизни, на тоненьком канате вишу из последних сил, можно сказать, держусь, а они — завидуем тебе — говорят — высокой духовной идешь ты стезей! Не то, что мы — грешные, трубим от зари до зари...

— Так вы же за это хорошую зарплату получаете, а я — ничего!

— Зато,— говорят мне,— моральное у тебя есть удовлетворение, которого мы, сам знаешь, лишены!

Поначалу я из себя выходил, кричал: дураки, мол, моральным удовлетворением семью не прокормишь! При чем тут моральное удовлетворение?! Когда я просто из тюрьмы вырваться хочу, в которой все мы сидим, и того не понимаем, потому что люди — они и наяву себя не помнят — спят, паскуды!

Так я выходил из себя и тратился на них криком, пока не понял, что именно того от меня и домогались. Не то, чтобы люди были плохие, но те, кто за ними надзирает, силы недобрые, они через них таким способом меня отвлекали и мою силушку тратили.

Больше я не спорил и говорить даже о своем перестал. Так что очень скоро уже почти никому не удавалось меня так просто вытащить наружу и завертеть, заспорить.

Кто больше всех донимал — так домашние и родственники. Жена, так та прямо говорила, не стеснялась, мол, спит и ничего не делает! Целыми днями спит! "Под лежачий камень вода не течет!" — вторили ей родственники. Ну, и всякие пошлые слова насчет того, что надо что-то делать! И неприлично так жить, как они живут. Никто, мол, ещё своими снами не заработал на жизнь, и людей надо уважать...

Воистину! близкие наши — враги наши! — с грустью я часто думал, а порой и со злостью, в основном от бессилия, от невозможности объяснить, чтобы поверили.

Нет худа без добра. Успехи тоже были. Во-первых, сны начали поддаваться. Наконец-то, пусть короткие, а стали появляться в них просветы ясного соображения: как будто на мгновение из мутной воды в разводьях на поверхность выныривал.'., после, конечно, опять в муть погружалась голова, но схватить глоточек ясности — удавалось. От этих кратких просветов большим знанием и надеждой повеяло на меня. И второе, что отрадой отдалось в сердце, — детки поддержали. У них, когда заводил разговор про сновидения, — глаза так и загорались. Им первым я и рассказал про то, что сам только что разведал, про сон и явь, высмотрел в этих ясных просветах, несмотря на то, что только краткие мгновения мне удавалось в просвет подглядеть.

ОТКРОВЕНИЕ

А понял я вот что: нет сна и яви на самом деле! Это как две геометрии: одна прямая, для маленьких размеров, которую Эвклид приметил. А другая — кривая геометрия, в которой любые две линии тут в эвклидовой уютности параллельно бегут, там сходятся. Мы-то не вдали живем — вот у нас и бегут рядышком две линии — два мира: сон и явь, и как будто совсем они разные, хотя расширься мы до больших пределов — так сразу разница и пропадет. Потому что за океаном, вдали — сливаются линии — одним становятся сои и явь. Только расшириться, добраться дотуда — дело трудное. Однако, если добраться, то снова сюда в явь и вышагнешь, но уже совсем другим, совсем другим, и на нас, смертных, непохожим человеком появишься: как принц, посетишь темницу и милостью одаришь тех, кого в особенности приметишь...

Конечно, чтобы быстрей достичь этих дальних угодий жизни, надо летать прежде всего научиться. Во сне это нетрудно, не те возможности для личных свершений, не сравнить с навязчивой явью! Потом надо себя крепко в руках держать, поглядеть на руки и держать, обхватить себя, чтобы не поддаться ни страху, ни радости! Если встретишь кого, — говорю я им, — обязательно подарок просите! Еще надо имя спрашивать! Конечно, никто имени своего не назовет, но, если вдруг назовет — запомнить важно, потому что потом то, что этим именем прозывается, не только во сне, а и наяву служить станет, стоит лишь позвать и попросить чего-нибудь. Еще, объяснял я, если в особенности кто страшный или противный — надо заставить себя, пересилить и, подойдя к нему, обнять без отвращения — вмиг переменится. Если злая была сила — сгинет. А добрая скрывалась под безобразной наружностью, как в "Аленьком цветочке", тут же из чудища в принца или принцессу превратится.