Счастливый брак

— …и я снова могу его одолеть. Если ты поможешь мне, Дарси. С твоей помощью я способен сделать все! Даже если он вернется через двадцать лет, что с того? Да ничего! Мне уже будет семьдесят три, а в инвалидном кресле охотиться за динамистками уже вряд ли получится. — Он засмеялся, представив эту нелепую картину, но тут же стал снова серьезным. — Послушай меня. Если я вдруг оступлюсь хоть один-единственный раз, я покончу с собой. Дети никогда ничего не узнают, и на них не скажется это… бесчестье… ведь все будет выглядеть как несчастный случай… только ты будешь знать. И будешь знать почему. Что скажешь? Мы можем перевернуть страницу?

Дарси сделала вид, что размышляет. Она действительно размышляла, правда, не в том направлении, которое ему представлялось.

А думала она вот что: Наркоманы тоже заверяют, что никогда в жизни больше не притронутся к дури. Что останавливались раньше и могут остановиться теперь. Только на самом деле все иначе, даже когда сами искренне верят в свои слова. И с ним то же самое. Что мне делать? Мне не удастся провести его, потому что мы слишком долго прожили вместе.

Ей ответил холодный голос, о существовании которого она никогда не подозревала. Наверное, какой-то аналог голоса Би-Ди, твердящего Бобу о динамистках в ресторанах, на улицах, в дорогих кабриолетах с опущенным верхом, перешептывающихся и понимающе переглядывающихся друг с другом на балконах своих квартир.

А может, это был голос ее двойника из зазеркалья.

А почему нет? — спросил голос. В конце концов, он же тебя… одурачил.

Но что потом? Она понятия не имела. Все происходило здесь и сейчас, и думать нужно было именно об этом.

— Ты должен обещать остановиться, — сказала она медленно, будто с трудом подбирая слова. — Дать самую священную клятву, которую невозможно нарушить.

На лице Боба отразилось такое облегчение, что он даже стал похож на мальчишку, и она невольно растрогалась. Он редко напоминал мальчишку. Правда, этот мальчишка некогда собирался отправиться в школу с оружием.

— Я обещаю, Дарси. Клянусь! Я уже говорил.

— И мы никогда больше не будем об этом говорить.

— Обещаю.

— И ты не станешь посылать документы Дюваль в полицию.

На его лице отразилось разочарование — тоже мальчишеское, — но она была непреклонна. Он должен прочувствовать наказание, пусть даже в такой мелочи. Тогда он поверит, что сумел убедить ее.

А разве нет, Дарселлен? Разве это не так?

— Мне мало одних обещаний, Бобби. Не по словам судят, а по делам. Ты отправишься в лес, выроешь яму и закопаешь там документы женщины.

— А когда я это сделаю, мы…

Она протянула руку и закрыла ему ладонью рот.

— Тсс! Ни слова больше! — Она постаралась придать голосу суровость.

— Хорошо! Спасибо, Дарси. Спасибо!

— Не понимаю, за что ты меня благодаришь. — А затем она заставила себя договорить до конца, хотя при одной мысли, что он будет лежать рядом, почувствовала омерзение и гадливость. — А теперь раздевайся и ложись в постель. Нам обоим надо поспать.

10

Боб уснул, едва коснувшись головой подушки, и сразу мирно засопел, изредка похрапывая, а Дарси долго лежала с открытыми глазами, боясь, что если уснет, то проснется, почувствовав его руки у себя на горле. Как-никак он же был сумасшедшим! Добавив ее к своим предыдущим жертвам, он получит дюжину.

Но он говорил очень искренне, подумала она, когда небо на востоке начало светлеть. Он говорил, что любит меня, и это — правда. А когда я сказала, что сохраню его тайну — а ведь к этому все и сводится, — он мне поверил. А почему бы ему не поверить? Я и себя почти убедила.

Может ли он выполнить свое обещание? В конце концов, есть же наркоманы, которым удается излечиться! Ради себя лично она бы ни за что не стала его покрывать, но ради детей?

Я не могу! И не буду!

А какой у меня выбор?

Что, черт возьми, я могу поделать?

Над этим вопросом бился ее измученный и сбитый с толку мозг, когда сон наконец взял свое.

Ей снилось, что она входит в столовую и видит женщину, прикованную цепями к их большому обеденному столу. Женщина полностью обнажена, и только на голове у нее черный кожаный капюшон, прикрывающий верхнюю половину лица.

«Я не знаю эту женщину, она мне незнакома», — подумала Дарси во сне, но вдруг та обратилась к ней с вопросом:

— Мама, это ты? — Это был голос Петры.

Дарси пыталась закричать, но во сне такое удается не всегда.

11