Счастливый брак по-драконьи. Догнать мечту

Смех угас еще за порогом зимнего и даже не думал возвращаться. Такое ощущение, что идешь по пепелищу… чужого дома, который оставили хозяева, чтобы однажды сюда вернуться. И дом ждет их. Ждет, прислушиваясь к эху шагов, и разочаровывается, понимая, что это… не они. Анли-Гиссар. Ты так без них тоскуешь. Без тех, кто тебя создал. Тех, кто вложил в тебя столько жажды жизни.

Замерший в тишине, веками не слышащий звуков голосов, ты все же не можешь не быть живым. Слишком много слез, горя, надежды, отчаянной радости и глухой безнадеги в тебе оставили твои творцы и дети.

Залы сменялись коридорами, коридоры – галереями, они перетекали в лестницы, на этот раз – даже без секретов и сюрпризов.

Пройдя под очередной аркой и дождавшись, пока вспыхнут светлячки под сводами, я разглядела место, куда мы пришли, и тихо охнула от неожиданности.

С мозаичной картины, расположенной на другом конце галереи, на меня смотрел сотник. Именно сотник. Не Спящий, не Арвиль, не смешливый Ар с теплыми фиолетовыми глазами, а сотник. Командир первого, и последнего, отряда хейларов, предводитель сотворенного воинства, чье существование противоречило замыслу самого творца.

Он был в странных доспехах, опирался на копье необычной формы с широким листовидным наконечником, обвивая древко хвостом, и смотрел на меня бесконечно уставшим взглядом, в котором не было даже эмоций. Молодым он отнюдь не казался. Как и легкомысленным. И с трудом ассоциировался с ветром моих грез.

Но… как странно. Стоило мне сделать несколько шагов в сторону и посмотреть на сотника с другого ракурса, как он неуловимо менялся. На лице появлялась едва заметная, но лукавая улыбка, глаза становились ярче, а сам он… моложе. Как будто латы и копье – это лишь бутафория, мальчишеская прихоть.

Да… все верно. Он именно такой. Вернее, он все, что может вместить в себя натура. Сильный мужчина, подросток, убийца, командир отряда, который за своих жизнь отдаст. Моя аметистовая мечта, за которой я прошла почти полмира. Он мне очень дорог.

Рядом с картиной была статуя ящера с гривой и кисточкой на длинном хвосте. Абсолютно черный зверь, оскалившийся и готовый к атаке.

Послышался печальный вздох Дашки:

– А вот это уже ближе к истине…

Я даже не обернулась в ее сторону. Вернее, попыталась, но по правую руку от моего Спящего обнаружился еще один мозаичный портрет. Мужчина с волосами цвета старого серебра, небрежно удерживая в пальцах очки, обаятельно улыбался. Во второй руке он перекатывал красивый красно-оранжевый камень, и, судя по заваленному инструментами и материалами столу, запечатлели хейлара за работой. Его я тоже знала. Шеридан.

Но ничего общего, кроме облика, с тем десятником, что встретился мне по пути сюда, у него не было.

Так вот ты какой… был.

Возле этого полотна сидел серо-стальной каменный хейлар, который, склонив голову, лукаво наблюдал за нами.

– Портретная галерея, – печально проговорила Криона, подходя к другому изображению.

– Их тут одиннадцать, – с грустью в глазах сказала Даша, стоящая возле Арвиля.

– Сотник и десятники.

Мое внимание привлекло изображение совсем юной светловолосой девушки в свободном розовом платье. Она сидела с розой в руках на скамье, ножку которой обвивала хвостиком с золотисто-белой кисточкой, и растерянно смотрела на меня. Она была очень… нежной, воздушной и почти неземной.

Я перевела взгляд на статую хейлары и вздрогнула от того, что узнала ее. Белоснежная. Лей. Та, что так и не научилась пытать и убивать в те давние времена.

Та, которая гоняла нас по городу.

И правда, во что превратилась… Теперь печаль в голосе Спящего стала понятна.

Остальных я не знала, потому просто с любопытством разглядывала картины и статуи. Создатель, какие же они были разные! Меня почему-то очаровал отчаянно рыжий молодой парнишка, сидящий на коряге посреди какого-то болота, залитого солнечным светом, и шально улыбающийся. Почему его решили «запомнить» именно таким?

Арвиль – воин и командир, от одного облика которого веет непоколебимостью и силой, Шеридан – мастер-ювелир с мягким взглядом, Лей – нежная, как роза, которую девушка держит в руках. Рыжий вот… естествоиспытатель.

Они такие… настоящие. Искренние.

Часть картин была наполнена красками. Образ Арвиля чуть более блеклый, как белесой пылью припорошенный. Но были две черно-белых мозаики. В них я не чувствовала жизни. Они… пустой камень.

Как завороженная, подошла ближе к одной такой картине и потянулась к белоснежной руке строгого брюнета с очень грустным взглядом.

– Ирка, нет! – вдруг закричала Дарья.

Но было поздно. Кончики пальцев обожгло невыносимым холодом, который, казалось, одним глотком выпил все тепло из тела, оставляя после себя только привкус пепла и крови.

Мужчина на картине моргнул и повернул ко мне голову. Через секунду его взгляд вспыхнул такой неистовой ненавистью, что я отшатнулась, разрывая контакт с мозаикой, и упала на гладкий темный пол.