Счастливый час в «Каса Дракула»

Я обожаю дом Мерседес, особенно потому, что она может позволить себе платить за отопление, а еще за то, что там всегда полно вкусной еды, музыки и крепкого сладкого кофе в маленьких чашечках. Однако я панически боюсь болеть в гостях.

Моя мать Регина часто говорила, что нет ничего отвратительней больного ребенка. Поскольку мне не хотелось заставлять ее в очередной раз возмущаться по поводу моего существования, я решила не болеть никогда в жизни.

— Думаю, я поеду домой, — ответила я Мерседес. — Подвезешь меня?

Улучшение моего состояния было недолгим. Как только я попала в свою мрачную квартиру и закрыла за собой дверь, у меня начался озноб. Я так дрожала, что с трудом справилась с чисткой зубов и чуть не лишила себя зрения, снимая контактные линзы. Мне не удалось согреться под одеялом, поэтому я залезла в шкаф, вытащила оттуда всю свою одежду, свалила ее на кровать и заползла под получившуюся кучу.

Глава третья В которой наша героиня теряет чувство стиля

Я начала бредить. По отношению к пребывающим в подавленном состоянии викторианским героиням это звучит muy romantico' [12]а вот в моем случае это было вовсе не здорово. Вместо того чтобы облачиться в отделанную кружевом белую хлопковую ночную рубашку, я с трудом влезла во фланелевую пижаму, которую мой отец Джерри Ди подарил мне на окончание колледжа. Огромный красно-черный рисунок, изображавший пингвина, совершенно не соответствовал трагизму ситуации.

Когда я более или менее приходила в себя, мне удавалось-таки вскипятить себе воду для чая и лапши быстрого приготовления. Но больше двух глотков я сделать так и не могла. Лапша и чай казались отвратительными на вкус, и мне прямо-таки до боли хотелось мяса, но выполнить свое желание у меня не хватало сил.

Времени для меня не существовало. Я то приходила в сознание, то снова теряла его, пытаясь заснуть, чтобы отделаться от боли в костях и постоянно сменяющих друг друга жара и озноба. Порой мне представлялся Себастьян — такой, каким я видела его последний раз, — снисходительный и жестокий, а временами я вспоминала его прежнего — красивого и лучезарного, словно ангел, улыбающегося издалека и протягивающего ко мне руки. Когда это видение рассеивалось, передо мной возникал неумолимый и ненасытный Освальдо с зачесанными назад каштановыми волосами и ясными серыми глазами; с озорной улыбкой на полных губах он обхватывал меня своими худыми руками и ногами и наполнял блаженством, высасывая взамен всю энергию.

К телефону я не подходила. Несколько раз я поднималась для того, чтобы послушать сообщения на автоответчике. Клиенты хотели назначить встречу, а сотрудница яслей горячо убеждала меня в том, что я должна немедленно явиться и заменить больную воспитательницу. Нэнси звонила, чтобы посплетничать о вечеринке у Кэтлин. Я собрала свои последние силы и, перезвонив ей, объяснила, что я больна и поэтому мы обсудим все отвратительные подробности позже. Нэнси вызвалась принести мне суп-пюре из омара, но я упросила ее не приходить, чтобы она не заразилась.

Возможно, я подцепила эту болезнь от Освальдо. Я вдруг вспомнила, как он оттолкнул меня, когда я потянулась к его окровавленной губе. В том состоянии крайнего возбуждения мне безумно хотелось снова почувствовать вкус его губ, кожи и крови. Один раз в горячке мне показалось, что его колючий шерстяной костюм вновь касается моей кожи, — и очнулась на полу, обливаясь потом. Были и более страшные видения, глубоко потрясшие меня, — отвратительные сцены кровавой бойни и секса.

Поскребывание за стенами начало казаться мне своеобразной азбукой Морзе. Я почему-то решила что это послание о Себастьяне и, если хорошенько прислушаться, можно понять принцип кодировки и узнать все его секреты.

А еще одна галлюцинация была связана с моей abuelita, то есть бабушкой, которая якобы вернулась ко мне. Я вдруг почувствовала запах canela — чая с корицей, который она любила, и ощутила прикосновения ее маленьких смуглых ладоней к моим волосам. Она гладила меня по голове и повторяла глупые слова — ими обычно утешают ребенка, у которого что-то болит: «Sana, sana, colita de rana. Si no sana hoy, sanara manana»' [13]. Я слышала, как она бормочет испанские молитвы, а бусины на ее четках успокаивающе постукивают. Я бы согласилась и на более страшные муки, чтобы еще хотя бы разок оказаться рядом с ней.

Однажды я очнулась и даже смогла сесть на кровати. Я медленно поковыляла в ванную, то и дело останавливаясь, потому что у меня все еще кружилась голова. Что-то случилось с моим зрением. Когда я надела контактные линзы, все начало расплываться еще больше. Мои старые очки не улучшили ситуации. Без оптики я видела гораздо лучше, правда, что меня особенно взволновало, в некоторые моменты предметы напоминали трехмерную графику, а потом снова приобретали неясные очертания.