Счастливый город

Другие пытались воздействовать на общество одной эффективностью архитектурных форм. «Человеческое счастье уже существует. Оно выражено в цифрах, математике, правильно рассчитанном проекте, планах, в которых уже можно рассмотреть города!» — провозглашал французский архитектор швейцарского происхождения Ле Корбюзье[42], пионер модернизма, зародившегося в Европе между двумя мировыми войнами. В 1925 г. он предложил полностью очистить правый берег Сены в Париже от старой городской застройки и разместить там ряды одинаковых небоскребов-офисов по 60 этажей. Этот план так и не был реализован, но идеи Ле Корбюзье поддержали социалистические правительства, которые использовали его подход для воплощения своих новых идеалов по всей Европе.

По убеждениям некоторых реформаторов-модернистов[43], секрет счастья заключается в уходе от цивилизации. Роберт Пембертон, состоятельный ученик Бентама, считал, что острые углы геометрических форм зданий и старых городов вели к развитию нравственных пороков и заболеваний у жителей. Он предложил проект «Счастливая колония» в Новой Зеландии: поселение на площади примерно 8000 гектаров в виде концентрических кругов сельскохозяйственных угодий, в центре которых расположены учебные заведения, мастерские и площадь, украшенная огромными картами звездного неба. Пембертон верил, что круговая схема расположения, характерная для небесных тел, поспособствует «совершенствованию и счастью» колонистов. Проект не был реализован.

Позже англичанин Эбенизер Говард, который в молодости одно время жил на ферме на американском Среднем Западе, предложил план создания сети «городов-садов», отделенных от Лондона широким зеленым поясом. Говард считал, что такое объединение города и природы повысит у жителей дух соседства и сплоченности, как у фермеров в Небраске. Несколько таких «городов-садов» были созданы, но не соответствовали представлению Говарда. С поправкой на сложные и несовершенные принципы строительства получились приятные, зеленые пригороды, жители которых были полностью зависимы от длительных поездок в центр города. Эта тенденция определила дальнейшее развитие городов.

В Америке начало эпохи автомобилей побудило таких новаторов, как Генри Форд и Фрэнк Ллойд Райт, заявить, что свобода начинается там, где заканчивается автострада. Личный автомобиль обеспечивал жителям городов возможность уехать из центра и построить свое жилище в своеобразной сельско-городской утопии. Райт создал проект «Города широких горизонтов» (Broadacre City), где жители на личных автомобилях за несколько минут могли преодолеть расстояние от их компактных домов до средств производства, распределения, самосовершенствования и отдыха. Он удивлялся, почему не должен бедолага, живущий от зарплаты до зарплаты, стремиться к тому, что ему принадлежит по праву? Почему не может жить с семьей в свободном городе?[44] Вместе технологии и распределение создадут истинную свободу, демократию и самодостаточность. Это была модель счастья, построенная на индивидуализме.

Стремление к счастью не привело ни к чему, хоть отдаленно напоминающему «Город широких горизонтов» Райта. Миллионы людей покупают дома с небольшими газонами в кредит от огромных финансовых институтов. Такое явление называется «расширением пригородов за счет сельскохозяйственных территорий». Это самая распространенная городская структура в Северной Америке, и отчасти она основана на представлении Райта о независимости и свободе. Но корни этого явления уходят глубже и касаются определенного образа мышления о счастье и общем благе, который можно проследить вплоть до эпохи Просвещения.

Город широких горизонтов

Воплощение идеи территориального распределения Райта. Архитектор был убежден, что автомагистрали — и, очевидно, новые летающие автомобили — позволят горожанам поселиться и работать на своих участках земли в сельской местности. Эскиз Фрэнка Ллойда Райта из архива Фонда Фрэнка Ллойда Райта. (Музей современного искусства; Библиотека архитектуры и изобразительного искусства Эйвери, Колумбийский университет, Нью-Йорк. © THE FRANK LLOYD WRIGHT FOUNDATION, SCOTTSDALE, AZ)

Покупаем счастье

После того как Бентам и его сторонники потерпели неудачу в попытках измерить счастье, первые экономисты воспользовались его концепцией полезности. При этом они разумно ограничили его количественную модель счастья до того, что могли измерить. Невозможно оценить удовольствие или страдание. Нельзя добавить в модель благородный поступок, отменное здоровье, долгую жизнь или приятные эмоции. Но можно подсчитать деньги и решения о том, как их потратить. Так что «полезность» была заменена покупательной способностью[45].