Счастливый конец

Фунт не ответил. Привстав на задние лапки, он ловил муху, которая, звеня, билась о позолоченное солнцем стекло.

Трубочист и пудель снова пустились в путь. День клонился к вечеру.

— Я слышу стук колес и топот копыт. Кто-то едет навстречу нам по дороге, — сказал пудель.

Он не ошибся. Среди наступающих сумерек двигалось что-то темное, громоздкое, неуклюжее, похожее на карету или фургон. Мужской голос понукал лошадей, которые не хотели двигаться дальше. Скрип колес затих. Фургон остановился. Возница тяжело спрыгнул на землю.

— Так и есть. Завязли в снегу, — с досадой сказал кто-то.

— Не могу ли я помочь вам чем-нибудь? — спросил Трубочист и вдруг осекся в изумлении.

Перед ним, накренившись набок, стоял обыкновенный старый фургон. На одной из стенок была надпись: «Странствующий цирк», а рядом… был нарисован… пудель! Да, да, пудель Прыжок! Прыжок с гитарой, Прыжок с цветными квадратиками в зубах, Прыжок, прыгающий через обруч.

— Прыжок! — сказал Трубочист и тут увидел нечто, удивившее его еще больше.

Стоя на задних лапах, пудель облизывал лицо старика, а старик плакал, обнимая пуделя за шею. Из фургона выглядывала маленькая озябшая обезьянка. Чей-то равнодушный голос кричал, картавя: «Дуррак! Дуррак!»

Поплакав, старик открыл дверцу фургона, и Трубочист с пуделем поднялись по шаткой лесенке и вошли внутрь. Хозяин зажег фонарь. Розовый попугай захлопал крыльями. Обезьянка закачалась под потолком, уцепившись хвостом за крюк. Бурый медвежонок заворчал в углу. Прыжок, повизгивая, вертелся у ног старика.

— Куш, Прыжок! — добродушно прикрикнул старик, и пудель послушно улегся у ног хозяина.

— Дуррак! Дуррак! — крикнул розовый попугай.

Пудель зарычал.

— Замолчи, Прыжок! — сказал хозяин. — Сейчас не время сводить старые счеты. Мы оба должны радоваться, что нашли друг друга. Ведь я наказал тебя сгоряча, пришив к подушке, и всегда раскаивался в этом. Твое изображение украшает стенки моего фургона, а твое место в программе и в моем сердце не занял никто. Как я счастлив, что встретил тебя! — слезы снова потекли по щекам старого дрессировщика.

Он обнял пуделя и поцеловал его в мокрый черный нос.

Обезьянка подкралась и дернула пуделя за хвост.

— Дуррак! Дуррак! — настаивал розовый попугай.

Но пудель не обращал на них больше внимания. Хозяин простил его! Он не взял другой собаки на его место! Пудель не помнил себя от радости.

— Мы дадим представление в первом же городе! — сияя от радости, продолжал хозяин. — Твой обруч надо будет немного позолотить, он потускнел от времени. Бант на гитаре выцвел и смялся, но ничего, мы завяжем другой! А квадратики с цифрами спрятаны в шкатулке. Они совсем как новые. Твой друг, конечно, поедет с нами, — он ласково кивнул Трубочисту. — Если ему будет скучно, я научу его жонглировать маленькими пестрыми шариками. Это совсем не трудно, если постараться. Я очень виноват перед тобой, Прыжок! — еще раз повторил старик. — Но я знаю, у тебя доброе сердце. Ты простишь старика, и мы вместе будем доживать свой век. Ты помнишь, как хлопала тебе публика, когда ты делал свой знаменитый двойной прыжок? Дети кричали «бис», а я играл вальс на флейте… Ты помнишь его мелодию… — И дрессировщик протянул старческие узловатые пальцы к лежащей на столе флейте.

Вся душа у пуделя перевернулась от этих слов. Забыв о том, что обезьянка будет издеваться над ним, а попугай опять назовет дураком, пудель завыл.

— Прыжок! — испугался дрессировщик. — Что случилось? Может быть, ты боишься, что разучился прыгать через обруч или считать до пяти? Не беда, я выучу тебя заново.

Трубочист тихонько встал и приоткрыл дверь. Поспешно спустившись по шаткой лесенке, он спрыгнул в снег. Прыжок, воя, кинулся вслед. Сердце его готово было разорваться. Дверь захлопнулась. Внутри фургона стало совсем тихо.

Трубочист шел не оглядываясь. Пудель плелся за ним. И вдруг…

Мелодичные звуки старинного вальса догнали и остановили друзей.

— Ты здесь, Прыжок? — тихо сказал Трубочист. — Ты сделал неправильный выбор. Вернись. Дрессировщик стар, а старости нужно сочувствовать и уважать ее. Он беден, ты поможешь ему не нуждаться. Он одинок — ты будешь ему другом. Неужели ты решишься его покинуть?

— Прощай, — покорно сказал пудель и побрел обратно.

Трубочист смотрел ему вслед. Пудель поднялся по лесенке и поцарапался лапой в дверь. Она мгновенно распахнулась. Отдохнувшие лошади рванули фургон и вытащили его из сугроба. Колеса покатились по дороге.

Трубочист остался один.

Глава пятая

Солнечный свет заливал высокую, красиво убранную комнату. Белоснежные занавески, вышитые чьей-то искусной и трудолюбивой рукой, надувались на окнах, как маленькие паруса. Огненно-красная герань, альпийские фиалки, анютины глазки кивали с широких подоконников. Щеглы и канарейки прыгали по жердочкам в своих просторных чистеньких клетках. Пахло свежезаваренным кофе и ванильным печеньем.

Девять детских кроваток были покрыты разноцветными одеяльцами. Игрушки разложены по полкам возле каждой кроватки. Во всем царил образцовый порядок.