Счастливый новый мир

Взрывы прекратились, колокольный звон умолк, сирена стала постепенно замирать и наконец совершенно затихла. Младенцы перестали дергаться, и безумные, панические вопли превратились в обыкновенное негромкое хныканье и плач перепуганных детей.

— Ну, а теперь предложите-ка им снова цветы и книжки.

Сестры повиновались. Но при одном лишь приближении к розам, при одном лишь взгляде на симпатичных, весело раскрашенных кошечек, петушков и овечек младенцы в ужасе отшатывались и начинали реветь во весь голос.

— Наблюдайте! — торжествующе произнес Директор. — Наблюдайте. Книги и оглушительный шум, цветы и удары электрическим током — для детей эти пары понятий уже неразрывно связаны. После двухсот повторений этого или ему подобного урока в мозгу детей возникает устойчивая связь, которую уже никакими силами невозможно будет разорвать. То, что соединил человек, природа разъединить не в силах.

— Они вырастут, как выражаются психологи, с "инс­тинктивным неприятием" к книгам и цветам. Вырастут с устойчивыми условными рефлексами, которые уже невоз­можно будет преодолеть. На всю свою жизнь они теперь будут ограждены от книг и от ботаники.

Директор повернулся к сестрам:

— Убрать их отсюда!

Все еще хнычущие младенцы-дельты были водружены на столики и увезены прочь, оставив после себя запах просто­кваши и приятную тишину.

Один студент поднял руку.

— Я понимаю, — сказал он, — почему нельзя позволить, чтобы существа из низших каст тратили нужное Общест­ву время на чтение книг; к тому же, конечно, всегда есть риск, что они могут вычитать в книгах что-нибудь неже­лательное — что-нибудь такое, что может нарушить некоторые из привитых им рефлексов. Однако... так вот, мне непонятно, почему — цветы? Зачем нужно тратить время на то, чтобы прививать дельтам психологическое отвращение к цветам?

Директор ИЧП начал терпеливо объяснять. Если детей приучают к тому, что при виде цветов они начинают кричать и плакать, то в основе такого воспитательного приема ле­жит принятая экономическая политика. Еще не так давно (лет сто тому назад или что-то вроде этого) гаммам, дельтам и эпсилонам прививали любовь к цветам — к цветам в осо­бенности и к живой природе вообще. Делалось это для того, чтобы внушить низшим кастам желание ездить за город и таким образом побудить их как можно чаще пользоваться транспортными средствами.

— Ну и что же, они не пользовались транспортными сред­ствами? — спросил студент.

— Еще как пользовались! — ответил Директор ИЧП. — Но это еще не все.

У цветов и пейзажей, объяснил он, есть один существенный недостаток: они бесплатны. Любовь к природе не способ­ствует повышению производительности труда. Поэтому было решено отменить любовь к природе — по крайней мере, у представителей низших каст, — отменить любовь к природе, но о т н ю д ь не тенденцию к использованию транспортных средств. Было признано жизненно важным, чтобы представители низших каст продолжали ездить за го­род — несмотря на всю свою ненависть к живой природе. Трудность заключалась в том, чтобы найти экономически более здравый стимул к использованию транспортных средств, чем простая привязанность к цветам и пейзажам. И такой стимул был найден.

— Мы прививаем массам ненависть к природе, — заключил Директор. — Но в то же время мы прививаем им любовь к спортивным играм на открытом воздухе. И при этом мы следим, чтобы во всех этих спортивных играх применялись сложные приборы и механизмы. Таким образом мы сти­мулируем расширенное производство и воспроизводство этих механизмов, равно как и транспортных средств. Вот для чего мы и проводим электрошоковые уроки, один из которых был вам сейчас продемонстрирован.

— Понимаю, — сказал студент и умолк, погрузившись в восторженные размышления.

Наступила тишина. Затем, прокашлявшись, Директор сказал:

— Когда-то, давным-давно, когда Наш Форд был еще на земле, существовал один маленький мальчик по имени Рувим Рабинович. Он был ребенком родителей, говоривших на польском языке...

Директор вдруг осекся и обратился к одному из студен­тов:

— Что такое "польский язык"?

— Один из мертвых языков, — ответил студент.

— Как французский или немецкий, — добавил другой, желая, видимо, блеснуть эрудицией.

— А что такое "родитель"? — спросил Директор ИЧП.

Студенты, уставившись в пол, стали переминаться с ноги на ногу. Некоторые покраснели. Наконец, кто-то, кто был посмелее, поднял руку.

— Люди тогда были... — он замялся, щеки у него зарумя­нились. — Так вот, они были... как это? ... живородящими.

— Совершенно верно, — сказал Директор, одобрительно кивнув.

— И когда у них декантировались дети...

— Рождались дети, — поправил Директор.

— Так вот, тогда они и становились родителями — то есть, не дети, конечно, а те, другие люди...

Излагая подобные непристойности, студент весь зардел­ся от стыда.

— Короче говоря, — подытожил Директор, — родителя­ми были отец и мать ребенка. Мать! — повторил он громко. — Нам, цивилизованным людям, неприятно говорить о подоб­ных фактах, я это знаю. Но, к сожалению, большинство исторических фактов на самом деле носят неприятный характер.