Счастливый Петербург. Точные адреса прекрасных мгновений

С детства картинные галереи заменяли ему живые образы, он обожал бродить среди толпы незнакомых людей и внимательно вглядываться в лица, запечатлевая их в памяти, словно на холсте.

Столь же важно ему было в работе над очередной картиной видеть перед глазами не только изображаемого человека, но и малейшую деталь гардероба, утвари, комнаты, в которой происходит действие. Об этой потребности Федотова впоследствии ходили легенды.

Одна из них гласит: «Однажды друг застал Федотова за столом с бокалом шампанского в руке.

– Что за роскошество! – удивился тот, зная, как беден художник.

– Уничтожаю натурщиков! – объяснил Федотов, указывая вилкой на скелетики от съеденных селедок, после чего налил и другу шампанского».

Сделав подлинную реальность первоосновой своих творений, художник порой очень долго не мог приступить к работе, мучаясь поисками натуры.

Трудно представить, сколько времени, сил потратил художник, работая над заветной картиной своей «Сватовство майора». Картина впоследствии имела такой успех на выставке, что принесла Федотову звание академика. Хорошо знаком сюжет и нашим современникам: уверенный в себе разорившийся майор, решивший выгодной женитьбой поправить свои дела, терпеливо наблюдает за спешными сборами невесты.

Не каждый, конечно, захочет служить натурой для такого героя картины. Увидят на выставке картину – еще, чего доброго, молва пойдет, что это ты давеча женился, на хорошее приданое позарившись. Но один офицер, знакомый Федотова, таких домыслов не побоялся и сам предложил художнику воспользоваться его наружностью в новой работе. Однако этого было мало. Ведь художник писал не портрет, а большую картину со множеством деталей. Сохранились свидетельства современника: «Федотову прежде всего понадобился образец комнаты, приличной сюжету картины. Под разными предлогами он входил во многие купеческие дома, придумывал, высматривал и оставался недовольным. Там хороши были стены, но аксессуары с ними не ладили; там годилась обстановка, но комната была слишком светла и велика. Один раз, проходя около какого-то русского трактира, художник приметил сквозь окна главной комнаты люстру с закопченными стеклышками, которая “так и лезла сама в его картину”.

Тотчас же зашел он в таверну и с неописанным удовольствием нашел то, чего искал так долго. Стены, вымазанные желто-бурою краскою, картины самой наивной отделки, потолок, изукрашенный расписными пукетами, пожелтевшие двери – все это совершенно согласовалось с идеалом, столько дней носившимся в воображении Федотова. На Толкучем и на Андреевском рынках наш живописец высмотрел несколько старух и сидельцев и нанял за сходную цену. Платья, мебель и мелкие вещи были взяты у приятелей, а предметы такого же рода, слишком старые и загрязненные, выбирались из лавок или рестораций».

Очень долго искал Федотов натуру для изображения купца, зажиточного отца торопливо выходящей замуж девушки.

«…Могут быть такие счастливцы, – рассказывал художник, – которым воображение сейчас же дает нужный тип. Я не принадлежу к их числу, а может быть, и слишком добросовестен, чтобы игру фантазии выдавать за возможное. Когда мне понадобился тип купца для моего майора, я часто ходил по Гостиному и Апраксину двору, присматриваясь к лицам купцов, прислушиваясь к их говору и изучая их ухватки».

В сознании художника уже возник определенный образ, но он искал в подлинной реальности живое подтверждение ему и очень долго не находил. Тщательные и тщетные поиски стали предметом грез и мечтаний.

Но впереди его ждала встреча, которую он назвал подлинно счастливой. Случилась она у Аничкового моста. О, Аничков мост! Для многих именно он, украшенный конной композицией прославленного скульптора Клодта, является символом Петербурга.

Четыре черных и громоздких
Неукрощенных жеребца
Взлетели – каждый на подмостках —
Под стянутой уздой ловца.
Как грузен взмах копыт и пылок!
Как мускулы напряжены,
Какой ветвистой сеткой жилок
Подернут гладкий скат спины!

Владимир Нарбут

Именно у Аничкового моста и ждали Федотова счастливейшие мгновения. Ведь настоящим счастьем для него было его искусство.

«Наконец, однажды, у Аничкина моста, – рассказывал художник, – я встретил осуществление моего идеала, и ни один счастливец, которому было назначено на Невском самое приятное рандеву, не мог более обрадоваться своей красавице, как я обрадовался рыжей бороде и толстому брюху. Я проводил мою находку до дома, потом нашел случай с ним познакомиться, изучал его характер… и тогда только внес его в свою картину».

Есть особое, ни с чем не сравнимое счастье творца, когда он воплощает свои сокровенные замыслы в своем творении. Процесс работы порой доставляет не меньшую радость, чем законченное произведение. И все, что помогает осуществить задуманное, делает вас счастливым. Оттого так обрадовался Федотов «рыжей бороде и толстому брюху».