Счастливый слон

– Знаешь, Сань, – подняла я на него первый раз за все время больные глаза. – Чего-то мне совсем не по себе. Я, похоже, какую-то заразу подцепила. Прямо ломает всю. Отвези меня домой, а?

– Вот так? – искренне опечалился он. – Вообще да, я и смотрю, на тебе всю дорогу лица нет. Обидно, конечно. То есть я бы тебя так и так бы отвез, и вечер у меня сегодня нарочно свободный, я думал, мы с тобой вместе поедем... У меня настроение такое классное. Я прямо будто собственную молодость вспомнил.

Надо полагать, его молодость так и проходила – в непосредственных занятиях вымогательством и шантажом.

– Нет, – покачала я головой. – Тебе точно сегодня ко мне не стоит, еще сам заразишься. Да и от меня, прямо скажем, сегодня толку не много.

Сама идея его визита ко мне домой вызвала у меня приступ холодной дрожи вдоль позвоночника.

– Ну, допустим, как раз сегодня от тебя будь здоров, сколько толку, – ответил Сашка. – Такое дело провернули! Но, я согласен, несколько не в том смысле. – Он вытащил телефон, ткнул кнопку, проговорил несколько быстрых фраз. – Все нормально, ребята уже здесь, сейчас подъедут, и мы тебя в лучшем виде доставим. Ты только не разболейся мне совсем. Нас же, понимаешь, ждут великие дела!

Оказавшись дома, я рухнула, не раздеваясь, в постель и долго лежала, пытаясь согреться и как-то успокоиться. Потом усилием воли заставила себя встать, пойти в душ и залечь уже по-человечески, все это время искренне надеясь, что в конце концов у меня подымется температура и начнется обычный грипп. Ну и конечно, ничего подобного не оказалось – с утра меня больше не трясло и вообще я чувствовала себя отвратительно здоровой, как слон, а муторность в душе все равно никуда не делась.

Никуда не делась она и в последующие дни. В конце концов я потихонечку к ней привыкла, затолкала куда-то поглубже в душу и стала жить, будто так было всегда. В сущности, уже через неделю я сама не была уверена, было ли когда-нибудь по-другому, и только смутные воспоминания о каких-то бабочках и радужных пузырьках, порхающих в том месте, где теперь сидел тяжелый мутный ком, вносили некоторый диссонанс. Ведь они же были, эта блаженная легкость и незамутненная радостность, ведь я же прожила с ними целое лето, ведь я... Куда все делось? В довершение всего на меня свалилась какая-то дурацкая полоса невезения – у меня все валилось из рук, нужные бумаги терялись, автобусы уходили из-под носа, пойманные машины намертво застревали в пробках, ручки пакетов, нагруженных едой в магазине, рвались в самый неподходящий момент, а на любимой (и единственной) сумке обнаружилось грязное пятно. И даже успешно проведенная первая крупная продажа из так называемой «русифицированной шведской коллекции» – к ней почему-то теперь намертво прилипло это название – меня не обрадовала.

Более того, услышав от Кацарубы о том, что одной из картин серьезно заинтересовались – подозреваю, что он, замаливая перед Сашкой свои грехи, делал коллекции усиленную «внутреннюю» рекламу – я снова впала в состояние дрожи и ступора. Так, более-менее не приходя в сознание и действуя, как манекен, я проводила, сперва по телефону, а потом лично, переговоры с клиентом, торговалась о цене, расписывала всеобщие достоинства, делая честные глаза, упоминала о каких-то несуществующих сложностях, возила туда-сюда всяческие документы и контролировала поступление денег в банк. Картину вместе со всеми экспертизами отправили клиенту прямо от Кацарубы, из центра Грабаря, что только «повышало серьезность сделки». Получили мы за нее шестьсот тысяч евро, и оправившийся от потрясения Кацаруба прожужжал мне все уши, что, если бы не мои капризы, то можно было бы «взять больше», потому что Маковский сейчас в цене и стоит гораздо дороже, зря что ли он старался? И если бы я согласилась сделать подпись, было бы под лимон, а так, без подписи, естественно, получалось дешевле. Но тут я уперлась совершенно намертво, и картину продали так, как есть.

Моя чистая прибыль составила полмиллиона. Полмиллиона. Строго говоря, моими из этих денег была только половина, но тем не менее. Легче от этого не было. Было страшно, тяжело и почему-то стыдно. Сашка снова потащил меня в ресторан – на сей раз отмечать сделку «по-настоящему». Сцена и диалоги повторялись относительно прошлого раза с почти комической точностью.

– Не, Лиз, ну что ты как в воду-то опущенная, – тормошил меня Сашка. – Радоваться надо. Слушай, давай тебе, может, машину купим? Сейчас мерсы новые поступили, я слышал. Ну, или бэху-кабриолет?

– Вот только кабриолета зимой мне не хватало, – огрызнулась я. – И вообще мне машина не нужна. Зачем она мне? Я одна, от дома до работы мне на метро четыре остановки, и все через центр. Только в пробках торчать, а больше я все равно никуда не езжу. Только возни не оберешься.

– Ну я не знаю, – растерялся Сашка. – Все девушки всегда хотят машину и страшно радуются.

– Я не девушка. Я... Я вообще не знаю, кто, а теперь еще и бандерша вдобавок.

– Тогда давай купим тебе каких-нибудь бриллиантов. Хочешь? Как раз у нас восьмое марта скоро.