– Да не надо мне твоих копеек, успокойся, Ники. Только напомни мне, пожалуйста, сколько процентов акций компании записано на меня? Двадцать, правильно?
– Ну... да, – согласился он. – Дурак я был, что на тебя их оформил.
– Когда ты это делал, ты рассуждал слегка по-другому, – улыбнулась я. – Ты хотел, чтобы твой пакет был больше, чем у твоего компаньона. А так как я участвовала, можно сказать, в процессе зарождения фирмы буквально и непосредственно, в виде супов и жареной картошки, да и не только, и все это сознавали, тебе удалось его уговорить принять меня в учредители. Но это неважно, Ники. Акции записаны на меня, и у меня, тем самым, есть право голоса в совете директоров?
Это, в общем, был даже не вопрос, и Ник только мрачно кивнул.
– И я каждый год выписываю тебе доверенность на управление от моего имени, – продолжала я. – Срок последней доверенности истекает в сентябре, Ники, я проверила. Сейчас у нас май. Ты можешь не давать мне ни цента, Ники, но будь уверен – следующую доверенность я не подпишу. И делай тогда, что хочешь.
– Дура! – закричал он. – Что тебе толку с этих акций, ты не сможешь их продать, ты же все равно ни черта не понимаешь в этих делах. Ну даже если ты явишься на совет директоров, что ты будешь там делать-то?
– А это уже неважно, Ники. Я ничего делать не буду, но и ты без моей подписи много не сделаешь. Вы без моего согласия ни одного решения провести не сможете, ни одного финансового мероприятия провернуть. Фирму можно будет продавать, а вернее, объявлять банкротом, только я и на это могу не согласиться. Кроме того, я же могу еще проще. Просто выдам такую же доверенность, но не тебе, а твоему партнеру, вот и все дела.
– Ты совсем спятила! Он же идиот! Вы все дело угробите! Я и кредит на дом запросил, потому что этот козел не мог понять... И ты еще туда же!
– Очень может быть, Ники. Все кругом идиоты, один ты умнее всех. Вот ты, раз такой умный, и подумай про мои алименты, Ники, и хорошо подумай. Время у тебя пока есть. Мой адвокат с тобой свяжется.
С этими словами я встала, ушла в свою комнату и заперла за собой дверь. Впрочем, я не ожидала, что после этого нашего разговора Ник будет делать попытки ко мне прийти. Разве только чтобы придушить меня во сне. В шутку подумав об этом, я вдруг испугалась всерьез. Фирма для Ника всегда значила очень много, а еще и дом, и счета... Это он подзабыл про них в горячке ругани, но скоро вспомнит, Ник далеко не дурак, а уж когда речь заходит о деньгах... До удушения, конечно, вряд ли дойдет, но дело явно вышло из разряда шуток и развлечений. На всякий случай я еще раз проверила дверь. Заперто. Тогда я заперла еще и ставни на окне, вздохнула и стала ложиться спать.
Измотанная всеми предыдущими переживаниями и полубессонными ночами, я заснула неожиданно быстро и крепко, как выключилась. Собственно, наверное, так и было – организм просто дошел до предела физических возможностей, послал на фиг мозги с сознанием и потушил свет. Проснулась я от стука в дверь и голоса Ника, кричавшего за дверью:
– Открой! Лиза! Открывай немедленно, иначе я взломаю дверь! Вызову полицию! Сейчас же открой!
Голос у него при этом был не взволнованный, а очевидным образом злой, то есть он явно не беспокоился о моем состоянии, а чего-то от меня хотел, причем немедленно.
В комнате было темно, и я не сразу вспомнила, что закрыла вечером ставни. До того как сообразила взглянуть на часы, я была уверена, что все происходит глубокой ночью. Представляете, вы просыпаетесь среди ночи от того, что к вам в комнату ломится с криками практически бывший муж, с которым у вас был накануне тяжелый разговор с финансовыми последствиями? Ну, и что с вами будет? Правильно, то же самое почувствовала и я. Я дико испугалась. До дрожи. До потери способности не только что-то делать, но даже соображать. Собственно, я и на часы-то посмотрела только после того, как Ник перестал орать и биться за дверью, затих и – я сильно на это надеялась – ушел. Все-таки ему хватило ума не ломать дверь и не врываться ко мне. Потому что это – уже совсем другая статья, в максимально буквальном смысле этого слова. Да и двери, к счастью, у нас такие, что их так просто не высадишь.
В общем, я довольно долго приходила в себя. В конце концов, конечно, справилась кое-как, но все равно было неприятно. Главный вывод, который я, успокоившись, сумела для себя сделать, – надо уходить. Совсем. То есть не уходить, конечно, а уезжать из этого дома, всерьез и надолго, но при этом очень-очень быстро, прямо сегодня же, не дожидаясь возвращения Ника. При условии, конечно, что он вообще ушел, а не подстерегает меня где-нибудь внизу, вооружившись кочергой или каминными щипцами. При этой мысли, которая, при всей ее глупости, показалась мне в тот момент вполне реалистичной, меня снова затрясло.
Я встала и оделась, но из комнаты решила пока не выходить – на всякий случай. Думать я могу и здесь, а чаю мне что-то не хочется. Сейчас главное – понять, куда я могу уехать. Вариантов, собственно, было не так уж и много. Стоящих, строго говоря, ни одного.