Счет по-венециански

— Ее я встречала пару раз на улице, но пациенткой моей она больше не является. Ко мне поступил запрос от другого врача на подтверждение диагноза — я подтвердила. К тому времени я уже отослала синьоре Тревизан медицинские карты ее и дочери.

— У тебя есть какие-нибудь предположения, с чего ей в голову пришла эта мысль, будто ты организовала аборт?

— Нет, никаких. Я в любом случае не смогла бы этого сделать без согласия родителей.

Дочери Брунетти, Кьяре, было столько же лет, сколько год назад было Франческе, четырнадцать. Интересно, а как бы он или его жена повели себя, если б узнали, что у их девочки венерическое заболевание? Он тут же отмахнулся от этой мысли — уж слишком она была мучительной.

— Почему ты не хочешь обсуждать здоровье синьоры Тревизан?

— Я уже сказала: потому что не считаю это относящимся к делу.

— Ну я ведь тоже говорил, что к делу может относиться все, что угодно. — Он попытался смягчить свой тон. Возможно, она это почувствовала.

— Хорошо, допустим, у нее была больная спина, дальше что?

— Если бы это действительно было так, ты, не раздумывая, рассказала бы мне об этом.

С минуту она сидела молча, потом мотнула головой.

— Нет, она была моей пациенткой, поэтому я не могу обсуждать ничего из того, что знаю.

— Не можешь или не хочешь? — спросил Брунетти, уже не скрывая, насколько важен весь этот разговор.

Она уставилась на него немигающим взглядом.

— Не могу, — повторила она и отвела глаза, чтобы посмотреть на часы. Ему явно давали понять, что он лезет не в свое дело. — У меня сегодня до обеда еще один вызов.

Брунетти уже осознал: против этого ее решения он бессилен.

— Спасибо за то, что уделила мне время, и за рассказ, — сказал он совершенно искренне. А после добавил уже более доверительным тоном: — Странно, но до меня только сегодня дошло, что вы с Элеттрой сестры.

— Ну, она все-таки на пять лет моложе.

— Не во внешности дело, — сказал он и, увидев вопросительное выражение на ее лице, пояснил: — Я о характере. Вы по характеру очень похожи.

Широкая улыбка мгновенно осветила ее лицо.

— Нам это часто говорят.

— Конечно. Могу себе представить насколько.

Минуту она стояла, не говоря ни слова, а потом весело рассмеялась. Продолжая смеяться, она отодвинула стул, встала и потянулась за плащом. Он помог ей одеться, взглянул на счет и бросил на стол деньги. Она подхватила свою коричневую сумку, они вместе вышли на площадь и обнаружили, что стало еще теплее.

— Большинство моих пациентов считают, что такая погода, — и она махнула рукой, как бы охватывая этим жестом и площадь, и наполнявший ее свет, — все это к ужасной зиме.

Они спустились вниз по трем низеньким ступенькам и пошли через площадь.

— А если бы сегодня было необычайно холодно, что бы они тогда сказали? — спросил Брунетти.

— Тогда бы они сказали то же самое: что это верный признак ужасной зимы, — ответила она как ни в чем не бывало, ничуть не смущаясь явным противоречием. Оба они были коренными венецианцами и прекрасно понимали друг друга.

— Какие мы все-таки пессимисты, а? — проговорил Брунетти.

— Когда-то наш город был центром империи. А теперь что? — И она вновь сделала свой широкий жест, захватив и собор, и колокольню с портиком Сансовино. — Теперь наш город превратился в эдакий Диснейленд. Я думаю, одного этого достаточно, чтобы быть пессимистом.

Брунетти кивнул, но промолчал. Она его не убедила. Не часто, но все же время от времени его наполняло такое чувство, что город все еще не утратил своего величия.

Они расстались у подножия колокольни; она направилась к своему пациенту, жившему на Кампо-делла-Герра, а его путь лежал мимо Риальто — он шел домой обедать.

Глава 8