Считая дни (СИ)

— Да ты сам уже всё сказал, разве нет? — грубо отвечает она, и вся напрягается разом, как будто ждёт удара током. — Я убила четыре человека. Это вся история.

— Ага, четыре человека, или бы весь Санктум накрылся. Мы убили их. Мы с Эмори были с тобой, мы всё понимали, и мы поддержали твой выбор. Не вздумай тащить вину на себе, ты поняла меня?

Он лжёт лишь чуть, и это меньшее, чем он может помочь, чтоб моральность не сожрала её с потрохами. Врождённое чувство правильного, конечно, будет сгрызать изнутри, уничтожать сомнениями, обвинениями, дробить на части психику и душевное равновесие. Иногда Мёрфи кажется, что быть наглухо ёбнутым мудаком с ампутированной совестью гораздо выгоднее и спокойнее. Аж жалко, что они оба не такие.

Рейвен качает головой и опускает взгляд. Они молчат, и Мёрфи рассматривает комнату, в которую не помнит, как попал. Эмори свернулась калачиком недалеко на кровати, наслаждаясь отключкой. Окна задёрнуты шторами, и дневной (или вечерний?) свет забирается сквозь щели, в лучах-прожекторах кружится пыль.

— Когда стрелка датчика почти добралась до грёбанного максимума, — наконец, произносит Рейвен, голос звучит слишком слабо, руки всё ещё дрожат. — Я думала только о том, что всё сделала. Всё отдала. И даже больше. Тобой рискнула. А мы всё равно сдохнем.

Джон резко поворачивает голову и тянется к Рейвен, едва не сбивая ведро, стоящее рядом. Она вскидывает ладонь и отодвигается, наверняка считая, что не заслуживает прикосновения. Так же, как отмахнулась от него тогда, сидя на полу, окровавленная после драки.

— Я думала, — тихо продолжает она, — что мы сейчас умрём, а последнее, что я сделала — не поверила в тебя. Как будто… Я тебе не доверяю. Как будто ты убежать мог или отказаться помогать. Тупое, ненужное это решение — блокировать дверь.

Господи-боже, ещё одна заморочка в её голове, подтачиваемая хвалёной моральностью. Он ведь понял. С самого начала понял и не думал злиться. Мёрфи всё-таки делает усилие и пододвигается к Рейвен, заключает её ладони в свои и заглядывает в глаза. Она не пытается вырваться.

— Рейвен, забей. Я знаю, почему ты это сделала. По той же причине, почему ты всё перепроверяешь по триста раз. Ты никогда не оставляешь шанса, чтоб что-то пошло не так.

Могло ли что-то пойти не так в этот раз? Часть его готова кричать, конечно, блядь, нет, он бы ворвался хоть в активную зону реактора, его даже упрашивать не нужно было бы… Но другая его часть ехидничала, что вообще-то он не думал помогать, пока Рейвен не перекрыла пути к отступлению. Они оба были слишком напуганы потенциальным и таким внезапным концом света, чтобы думать рационально.

Джона всё ещё трясёт, и её тоже, и от псевдо-похмелья, и от пережитого кошмара. Непривычно уязвимая, хрупкая, он почти забыл, когда видел её такой. Он осторожно притягивает Рейвен к себе. Она сдаётся, капитулирует перед нежностью, расслабляется под ладонями, обнимает в ответ, крепко, как может.

Объятья, долгие, крепкие и нежные растягивают время, залечивают раны и топят обиды.

— Ужасные объятья, если подумать, — выдыхает Мёрфи ей в шею. — Мы как вонючие наркоши с «Ковчега».

— Да уж. Даже если ты сблеванёшь на меня, хуже не станет, — Рейвен смеётся, всхлипывает, но не отстраняется. Отстраняется Джон.

В голове ещё достаточно тумана, и выпитое лекарство, наверное, ещё сильнее усугубляет. Мёрфи осторожно касается её лица, дотрагивается почти как до хрупкой вазы, только бы не задеть ненароком ссадины, стирает дорожки слёз с щёк и, наконец, целует в лоб.

Она держится за его запястья и смотрит в глаза открытым взглядом. Крючки в сердце тянутся, нитки выписывают запутанные узоры, в которых уже хрен что разберёшь. Мёрфи — мастер по проёбам, гуру «я всегда все портачу», и он в шаге от того, чтоб допустить ошибку, или наоборот, как посмотреть.

Но ни всё испортить, ни всё исправить Джон не успевает. Рейвен плохеет, и всё, что он может сделать — придержать её, чтоб не упала, пока она склоняется над ведром.

Удивительно, но Джон Мёрфи точно знает: когда действие лекарств закончится, проще ничего не станет.