Считать виновной

Внутри, к ее огромному облегчению, все было в порядке. На столике лежал счет от компании «Добросовестные уборщики», которая провела в доме, согласно записи в наряде, «полную уборку с удалением пятен в спальне». Наряд подписал сосед, мистер Ланцо.

Первым делом Миранда прошлась по дому: заглянула в кухню, в ванную, во вторую спальню, оставив свою напоследок. На пороге она остановилась. В комнате царили порядок и чистота: натертый до блеска пол, аккуратно застеленная кровать, коврик без единого пятнышка. Ни намека на убийство, ни малейшего следа смерти. Обычная спальня, светлая, с окнами на солнечной стороне и непритязательной мебелью.

Миранда не шелохнулась, даже когда зазвонил телефон. Впрочем, трезвонил он недолго и скоро умолк.

Она вошла. Села на кровать. То, что случилось здесь, казалось теперь плохим сном. Я могу очнуться, если только хорошенько постараюсь. Я проснусь и пойму, что все было кошмаром и теперь закончилось. И тут взгляд ее зацепился за бурое пятнышко на дубовом полу.

Миранда вскочила и выбежала из комнаты.

В гостиную она вошла ровно в тот момент, когда там зазвонил телефон, и машинально взяла трубку.

– Да?

– Лиз Борден топорик схватила,
Мамаше башку раскроила,
Потом, порезвившися всласть,
За папочку Лиз принялась![1]

Трубка выскользнула из пальцев и повисла, покачиваясь, на шнуре. Миранда в ужасе попятилась. Из микрофона доносились смешки, злобные и пронзительные, как будто хихикал ребенок. Она схватила трубку, швырнула на рычаг.

Телефон снова зазвонил.

Миранда снова взяла трубку.

– Лиззи Борден…

– Прекратите! Оставьте меня в покое!

Она снова бросила трубку. И телефон снова зазвонил.

На этот раз Миранда не стала отвечать, а повернулась, выбежала через кухонную дверь и упала на лужайке. Над головой чирикали птички. В воздухе держался запах теплой земли и сладковатый аромат цветов. Она уткнулась лицом в траву и дала волю слезам.

В доме все звонил и звонил телефон.

Глава 4

Одна, никем не замеченная, Миранда стояла за кладбищенскими воротами. Через кованую решетку ограды она видела людей в траурных одеждах, собравшихся у свежевыкопанной могилы. Народу собралось много, в чем не было ничего удивительного, поскольку городок прощался с уважаемым членом общества. Уважаемым? Возможно. Но любил Ричарда кто-нибудь из присутствующих, включая его жену? Миранда вздохнула. Да. Я думала, что любила. Когда-то…

Голос преподобного Марринера доносился едва различимым бормотанием. Слова терялись в шорохе веток сирени над головой. Миранда прислушалась. «Любящий муж… будет недоставать… страшная трагедия… прости, Господи…»

Прости.

Она повторила слово как спасительную молитву, сила которой могла вырвать ее из тисков вины. Но кто простит ее?

Уж точно никто из тех, кто пришел проститься с Ричардом Тримейном.

Миранда знала почти всех. Среди них были ее соседи, коллеги по газете, друзья. Бывшие друзья, – добавила она с горечью. Были и те, кто никогда бы не снизошел до знакомства с ней; те, кто вращался в тех сферах, куда Миранду никогда бы не допустили.

Вот Ноа Деболт, отец Эвелины, мрачный, но сдержанный. Вот Форест Мейхью, президент местного банка, в положенном случаю сером костюме. Вот мисс Лила Сент-Джон, помешанная на цветах и сама похожая на цветок, засушенный в семьдесят четыре года. И разумеется, все Тримейны. Собравшись у могилы, они являли трагическую сцену. Эвелина стояла между сыном и деверем, словно не доверяла собственным силам и рассчитывала на поддержку мужчин. Чуть в стороне от них, будто демонстрируя независимость, замерла Кэсси. Ее яркое, желто-оранжевое платье дерзко контрастировало с общим серо-черным фоном.

Да, Миранда знала их всех. И они знали ее.

Она имела полное право стоять рядом с ними, потому что была другом Ричарда. Она пришла проститься с ним и должна была поступить так, как велело сердце, не думая о последствиях.

Но ей недостало смелости.

И в результате она осталась вне круга скорбящих, одинокая и бессловесная, наблюдая издалека за тем, как предают земле человека, бывшего еще недавно ее любовником.

Осталась и тогда, когда церемония закончилась и процессия медленно двинулась к выходу. Она ловила их недоуменные взгляды, видела, как некоторые качают головой, как бы говоря: Вы только посмотрите, это же она. Миранда не прятала глаза, не отворачивалась, не пыталась убежать. Бегство было бы трусостью. Я, может быть, не такая уж смелая, – говорила она себе, – но и не трусиха. Большинство, проходя мимо, первыми отводили глаза и прибавляли шагу. Только мисс Лила Сент-Джон задержала взгляд, и в какой-то момент Миранде показалось, что за внешним равнодушием старушка прячет усмешку.