Милкович приложил все усилия, чтобы привстать и взять с тумбочки недопитую бутылку водки. Если Микки начинал бухать, его было сложно остановить. Его вообще было сложно остановить. Еще не нашелся такой человек, который мог бы им управлять, как игрушкой. Милкович если что-то начинал, то старался закончить. Будь то всего-лишь одна бутылка, или один удар — без разницы. Все вечно превращалось в хаос. Микки был хаосом.
— Боже, это не нормально, — Мэнди зашла в комнату, положив руки на талию. Она была в своей униформе, в которой ходит в закусочную недалеко от дома.
— Можно просто Микки, — пошутил брат, и продолжил большими глотками опустошать бутылку, периодически кривляясь от горького привкуса.
Мэнди только вскинула брови вверх, изображая сильное удивление. На часах было около восьми, а её брат уже во всю бухал, он вообще собирается останавливаться?
— Тебе в школу нужно. Прекращай пить, — оповестила сестра, будто Микки сам этого не знал, но привести себя в норму было сложновато.
— Не знаешь, как там он? — слишком резко спросил Микки, ставя в ступор не только себя от этого вопроса, а и сестру тоже.
Она остановилась в дверном проеме, опуская глаза в пол, закусывая нижнюю губу. И отрицательно помотала головой, быстро покидая комнату.
Милкович правда всеми силами пытался забыть тот день, когда чуть ли не убил своего отца, но это было сложно, все это будто на повторе стояло в его голове. Вспоминая всхлипы сестры и кровь на своих руках. Это воспоминание до сих пор сложно ему давалось.
Скорая приехала вместе с полицией, паркуясь прямо возле нужного дома. Врач сразу забежал в дом, крича по пути, чтобы носилки были сейчас же. Микки неподвижно наблюдал, как его отца выносят на носилках, а медики кричат что-то не разборчивое, пытаясь вернуть его в сознание. Примерно двое копов зашли внутрь дома, изучая все на месте преступления. Именно в тот момент, его скрутили, надевая наручники говоря о какой-то херне: «Вы имеете право хранить молчание. Всё, что вы скажете, может, и будет использовано против вас в суде…» и остальные слова Микки и не старался слушать, пока его садили на заднее сидение полицейской машины. Мэнди кричала, чтобы его отпустили, что он не виноват, что он даже не совершеннолетний, но коп только крепко хлопнул дверью.
Непонятно сколько времени прошло, но Милкович так и не покинул кровать. Голова шумела, а пьяный рассудок думал о не совсем продуманных вещах. Он точно решил, что навсегда попытается забыть о этом всем, что это — глупая ошибка, и главное то, что он сейчас на свободе. Главное то, что его не привели к серьезной ответственности, а дали условное осуждение. Потому что в этом нет его вины, что его отец, блять, гребанный мудак, который набухался и чуть ли не изнасиловал его сестру. Ярость, гнев, страх и отчаянье повисло на его плечах, когда он не слишком вовремя пришел, а Тэрри даже не испугался, потому что знал, что сын не сможет этого сделать. Но он смог. И с того момента все изменилось. Несмотря на то, что теперь Милкович должен доказать свое изменение, при этом его контролируют специальные органы, с ним все еще проводят воспитательные беседы, считая что он — потерянный мальчик. Даже если он потерянный, ему не нужна помощь. Микки сам в состоянии вытащить себя из этого дерьма, в котором скоро утонет.
Так как звонок в их доме не работал уже слишком давно, обычно в их дверь стучали. Но сейчас Микки был не особо рад такому громкому стуку, который разносился по всей голове такими же сильными ударами. Непонятно было одно, кто так серьезно был настроен и что он хотел? Стуки не унимались уже более десяти минут, и, казалось, что человек на том конце двери уже сбил костяшки в кровь. Оторвать свое вялое тело от кровати было все так же тяжело, ноги чуть-чуть подкашивались от того, что на завтрак Микки допил бутылку, и его слегка водило в сторону в коридоре, но дверь он все-таки открыл, умоляя себя не врезать этому человеку.
— Привет, — сказал рыжий, и слабо улыбнулся.
Милкович прямо сейчас хотел захлопнуть дверь, чтобы не видеть его лица.
— Ты что делаешь у меня, блять, дома? — спросил он, пытаясь твердо держать речь, но язык заплетался в словах.
— Классуха попросила тебя проведать. Думает, если мы сидим за одной партой, то друзья, — еще сильнее улыбнулся Йен, самоуверенно продвигаясь внутрь и прикрывая дверь.
Микки чуть-чуть пошатнулся, но не отменял его действия.
— Ну, и как называется твоя болезнь? — спросил Галлагер, снимая ветровку. — Алкоголизм? — не унимался рыжий и старался шутить.
Он выглядел довольно-таки бодрым, хотя на той вечеринке он выворачивался от боли в животе. Что с ним вообще не так? Милкович выпил больше, но по сравнению с ним выглядел намного лучше. А сейчас в день отходняка, когда люди должны скулить от боли в голове и все еще опустошать бутылки из-под алкоголя, Йен выглядел так, словно он был в прекраснейшем отпуске.
— Галлагер, свали нахуй, — слишком грубо начал Милкович диалог, но выгонять гостя не стал.
— Чувак, ты обещал остаться до конца, но свалил, — напомнил Галлагер.