Сдача и гибель советского интеллигента, Юрий Олеша

"Три толстяка" это сказка, которая немножко конфузится, что она сказка. Она оправдывается: "время волшебников прошло", "чудес не бывает".

У нее были основания не только конфузиться, но и дрожать от страха, потому что это время было очень опасным для сказки.

Оправдываясь, сказка становится очень серьезной. Это ее портит, как ребенка, который начинает говорить, как взрослый.

В "Трех толстяках" сказочность испуганно и поспешно снимается, и это делает произведение, которое уже в состоянии быть только сказкой, противоречивым. Умный мальчик не может отличить живую девочку от куклы, а умная девочка удивляется тому, что он не может отличить. Один герой делает сказку, а другой ее разрушает. Ведь в сказке все уславливаются, что не будут обращать внимания на вещи, которых без сказок не бывает.

Юрий Олеша не хочет сказку, потому что гораздо лучше написать психологический роман о зашедшей в тупик Европе.

Пока же писатель делает свое произведение противоречивым.

От победы над сказкой писателя спасает понимание законов жанра. Он пользуется некоторыми его особенностями и получает хороший результат.

Особенно хороший результат он получает тогда, когда ему не удается нанести чувствительное поражение жанру, то есть когда он не может смирить себя до такой степени, чтобы встать на горло собственной сказке.

Тогда писатель получает бескомпромиссный жанр и вводит в него широкий подтекст.

Юрий Олеша не пытается объяснить читателю, что его сказка это несколько искаженная история, но, поскольку он пишет для несмышленых детей, то на это можно посмотреть сквозь пальцы. Удача приходит тогда, когда писателю, не омраченному несказочными соображениями, удается вывести из не идущего на уступки жанра серьезные и большие значения.

Поэтому, когда "весь Государственный совет, вспомнив о докторе Гаспаре, запел хором:

Как лететь с земли до звезд,

Как поймать лису за хвост,

Как из камня сделать пар,

Знает доктор наш Гаспар",

то сказка не идет ни на какие уступки и приобретает серьезные и большие значения. Потому что создается такая ситуация: Государственный совет собирается на совещание, чтобы обсудить, что делать с испорченной куклой.

Вот уж что не только сказка, то уж не только сказка! Это реальнейшая история, в которой так много Государственных советов и других высших законодательных и исполнительных учрежде-ний, призванных решать судьбы народов, но предпочитающих заниматься куклами, стишками. При этом не только уверяют, что куклы и стишки чрезвычайно важны, но создают такие обстоятельства, когда они действительно приобретают несоразмерное значение, немедленно использующееся. Это не мелочность и не случайность. Это проникновение, внедрение полицейс-кого государства во все поры человеческого существования, вмешательство в частную жизнь людей, в их мысли и чувства, предписание строжайшего регламента бытия, подчинение человека полицейскому государству без остатка.

Сказочная локальность и скупость не терпит обстоятельных производственных характеристик. Если герой хороший человек, то автор прямо так и пишет: ".. .никого в стране не было мудрей и ученей доктора Гаспара". Если плохой, то автор не постесняется его обругать: "...глупый Раздватрис".

Писателю некогда разоблачать отрицательных героев исподволь, после длительной подготовки. Он их разоблачает тут же, во второй половине фразы.

Фраза начинается: "Пустяки! - говорит хорошенькая... и заканчивается: ...но востроносая барышня".

Это не случайная строчка, а прием, необходимый сказочному роману, в котором на ста страницах рассказано о двух революциях. В сказочном романе надо торопиться.

Прием осознается и повторяется:

"Красавица взвизгнула, и при этом обнаружилось, что у нее вставная челюсть..."

Сказочная минимальность, умение сказки довольствоваться немногим, отсутствие необходи-мости делать вещи подробными и обстоятельно прописывать общий план неминуемо интегрируют индивидуальные особенности предметов. Предметы становятся просто носами, просто облаками. Они утрачивают видовые, частные свойства. Нос теряет горбинку, облако - сходство с роялем. Но это не топы, не общие места, обычно проходящие через невзыскательную литературу, а свойства сказки, для которой традиционное конструирование норма. Ведь если в сказке есть волк, то он непременно съедает или пытается съесть слабого и беззащитного, если есть лиса, то она обязательно хитрит. Эта цитатность образов, характеров и ситуаций - особенность жанра, а не отсутствие мастерства, и поэтому Виктор Шкловский - лучший знаток Олеши и его круга - неправ, укоряя "пестрых" "Трех толстяков" за "цитатные приключения"1.

1 Виктор Шкловский. Мир без глубины. О Юрии Олеше. - "Литературный Ленинград". 1933, 20 ноября, № 15.