Сдаёшься?

Старостин. А вот вы подумайте, с каким словом в этой строфе, какую вы нам сейчас прочли, зарифмовано великое имя Маркса?

Плотников(тихо). Вакса…

Старостин. И вы считаете такое допустимым?

Плотников(неуверенно). Так ведь она… эта… неладня… не к ученью Маркса она относится, а к занзибарцу, который ниже!

Петров. Верно! Вакса у него ведь не к Марксу относится, а к занзибарцу, что ж тут такого?

Голоса.

— Ведь он же не профессиональный поэт!

— Верно! Ему ведь трудно рифмы подбирать!

— Попробуй сам написать стихи по заказу!

— Да еще за двадцать минут!

Буравин. А вот Маяковский, например, рифмовал фамилию «Ленин» с «левым коленом»!

Пауза.

Старостин. Врете, Буравин. Где это?

Буравин. Пожалуйста. Поэма «Владимир Ильич Ленин»: «…Кто мчит с приказом, кто в куче спорящих, кто щелкал затвором на левом колене. Сюда, с того конца коридорища бочком пошел незаметный Ленин».

Пауза.

Петров. А рабочий класс он рифмовал с квасом. Помните: «Ну а класс-то жажду запивает квасом?» Поэма «Хорошо», кажется. Ну и что из этого? Ведь даже в учебниках напечатали.

Пауза.

Старостин. Ну, Маяковский жил в совершенно другое время, когда враги шли на нас не со словами, а с пулями. Тогда, может быть, все средства хороши были. А сейчас идет борьба идеологий, уже потоньше вещь, от к месту сказанного слова тут может многое зависеть, поэтому слова свои мы должны тщательно отбирать и ошибки тут не допустимы, тут нам каждое лыко в строку идет, каждый поэтический просчет — на руку врагу, и значит, это уже просчет политический! Имя Маркса сейчас можно рифмовать только со словом «массы»! Вы поняли, комсомолец Плотников?

Плотников. Теперь понял. Очень хорошо понял. Я ведь не знал, что такой закон в поэзии существует. Я ведь поэтического факультета не кончал. Я теперь знать буду. Честное комсомольское.

Октябрь. Вот и хорошо, Плотников, что так быстро все понял. Какие будут предложения у членов комитета?

Голоса.

— Исключить из комсомола!

— Исключить из института!

— Передать дело в райком!

— Верно! Согласовать вопрос с райкомом!

Петров. Стихи получше в другой раз написать!

Буравин. Не писать стихов, если не умеешь!

Плотников. Но ведь Женька Швачкин ко мне тогда пристал — выдай, Толик, да выдай, мол, без стихов и газету не повешу, что за стенгазета без стихов, никто, кроме тебя, у нас больше не может, а наш курс всегда первым газету выпускает — не позже чем за три дня до знаменательной даты, — двадцать минут мне дал, ну, я и выдал…

Октябрь. Это хорошо, комсомолец Плотников, что ты свою первичную комсомольскую организацию постарался не подвести. Сознательность присутствует. Я верю — ты случайно допустил эту политическую ошибку.

Старостин. Вот вы стоите сейчас перед нами, Плотников, и, наверное, думаете, что все мы тут мурой занимаемся. А вот несколько лет назад за такую нечаянную ошибку с тобой знаешь бы что было? На лесозаготовках как миленький бы работал, и никаких тебе институтов!

Октябрь. Да не пугай ты его, Алексей. Держи газету, Плотников, никому не показывай. Красивым почерком весь текст перепишешь и свои новые стихи на прежнее место вставишь. Потом художников позовешь, опять рисунки, заголовки сделаете и все, что надо. И на старое место перед актовым залом сам газету завтра же и повесишь. Кто за? Кто против? Кто воздержался? (Стучит.) Единогласно. Какие еще будут предложения?

Буравин. Можно рифму ему подкинуть?

Октябрь. Давай. Если себе не в убыток!

Смех.

Буравин. Пусть заменит «занзибарца — черного, как вакса» на «занзибарца, черного, как гуталинные массы»!

Смех.

Плотников. А что, может, ребята, на крайний случай подойдет, если ничего лучшего в голову не полезет? А?

Оживление.

Старостин. Здесь не цирк, Буравин!

Октябрь. Ну, ты давай уж как-нибудь там поднатужься с рифмами, чтобы никаких разговоров не возникало, договорились?

Плотников. Понял.

Октябрь. Ну, шагай, вдохновения тебе. Ни пуха ни пера. Вернее, ни гуталинов, ни ваксы.

Смех. П л о т н и к о в выходит.

Октябрь. На повестке дня следующий вопрос: личное дело студентов второго курса механического факультета Капитолины Таракановой и Алексея Птицына. Они здесь?

Майорова. Здесь.

Октябрь. Зови.

Майорова. Тараканова и Птицын, входите!

Входят Т а р а к а н о в а и П т и ц ы н.

Октябрь. Ну, что скажете, Птицын и Тараканова? (П т и ц ы н и Т а р а к а н о в а молчат.)

Октябрь. Говорить будем? Может быть, по очереди? Ну, кто первый?

П т и ц ы н и Т а р а к а н о в а молчат.

Октябрь. Ну, тогда видно мне придется. (Нагибается и достает из ящика пару модных модельных туфель.) Твои, Тараканова?