Когда Тимоти обряжали, кухарка плакала, а потом он л. все вместе распили бутылку хереса, который с прошлого года приберегали к рождеству, но больше он уже не мог понадобиться. Ох, горе горькое! Она прожила здесь, сорок пять лет, а Смизер сорок три! И теперь они должны переселиться в крохотный домик в Тутинге, чтобы там доживать, век на сбережения и на те деньги, которые мисс Эстер оставила им по своей доброте. Поступить на новую службу после столь славного прошлого – нет, это немыслимо! Но, право, они будут очень рады увидеть ещё разок мистера Сомса, и миссис Дарти, и мисс Фрэнси, и мисс Юфимию. И даже если им придётся самим нанять карету, они всё же почтут своим непременным долгом присутствовать на похоронах. Шесть лет мистер Тимоти был их младенцем, изо дня в день становясь всё моложе и моложе, пока не сделался слишком молод для жизни.
Установленные часы ожидания они посвятили чистке медной посуды и обметанию пыли, ловле последней оставшейся мыши и казни последнего таракана (чтобы все оставить в приличном виде!), и совместному обсуждению вопроса, что купить на аукционе: рабочую шкатулку мисс Энн; альбом морских трав мисс Джули (то есть миссис Джулии); экран для камина, который мисс Эстер расшила гарусом; и волосы мистера Тимоти – золотые завитки, наклеенные на картонку и вставленные в чёрную рамку. Ох! Непременно нужно это все приобрести – но только вещи ныне так вздорожали!
На Сомса легла обязанность разослать приглашения на похороны. Он составил их в своей конторе при содействии Грэдмена – приглашались только кровные родственники, без особого парада. Заказано шесть карет. Завещание будет прочтено после, на дому.
Он явился к одиннадцати посмотреть, всё ли приготовлено. Четверть часа спустя приехал старый Грэдмен в чёрных перчатках и с крепом на шляпе. Он и Сомс стояли, ожидая, в гостиной. В половине двенадцатого у подъезда выстроились вереницей кареты. Но больше никто не явился. Грэдмен сказал:
– Меня это удивляет, мистер Сомс. Я сам снёс на почту приглашения.
– Не знаю, право, – сказал Сомс, – он потерял связь с семьёй.
Сомс часто замечал в прежние времена, насколько больше родственных чувств проявлялось в его семье к умершим, нежели к живущим. А ныне то, как все они нахлынули на свадьбу Флёр и как держались в стороне от похорон Тимоти, указывало, по-видимому, на некую коренную перемену. Впрочем, тут могла сказаться и другая причина, ибо Сомс сознавал, что, не будь он знаком заранее с завещанием Тимоти, он и сам из деликатности не явился бы сюда. Тимоти оставил большое состояние, не имея прямого наследника. Никто не хочет дать повод к подозрениям, что он чего-то ждал от покойного.
В двенадцать часов вынесли гроб, и процессия двинулась. В первой карете везли под стеклянной крышкой Тимоти. Затем Сомс – один в карете. Далее Грэдмен – также один; наконец, Смизер и кухарка – вдвоём. Тронулись сперва шагом, но вскоре перешли по хорошей погоде на рысь. У входа на Хайгетское кладбище их задержала служба в часовне. Сомс предпочёл бы подождать на свежем воздухе; он не верил ни в единое слово службы; но с другой стороны, это было своего рода формой страхования, которой не следовало пренебрегать на случай, если всё-таки за гробом что-то есть.
Вошли попарно – он с Грэдменом, Смизер с кухаркой – в могильный склеп. Не такие подобали бы проводы последнему из старых Форсайтов.
На обратном пути к Бэйсуотер-Род Сомс не без некоторой сердечной теплоты пригласил Грэдмена в свою карету. Он приберегал сюрприз для старика, прослужившего Форсайтам пятьдесят четыре года, – сюрприз, которым тот был целиком обязан ему, Сомсу. Он ли не помнил, как на другой день после похорон тёти Эстер сказал старому Тимоти: «Как насчёт Грэдмена, дядя Тимоти? Он столько нёс хлопот для нашей семьи. Не отпишете ли вы ему пять тысяч?» – и как он удивился, когда Тимоти, который с таким трудом что-либо оставлял, – когда Тимоти утвердительно кивнул головой. Старик будет теперь на седьмом небе от счастья, потому что у миссис Грэдмен, как известно Сомсу, слабое сердце, а сын их лишился ноги на войне. Сомсу было чрезвычайно приятно преподнести ему пять тысяч фунтов из денег Тимоти. Они устелись в маленькой гостиной, где стены были, как видение рая, небесно-голубые с золотом, и рамы неестественно блестели, и на мебели не оставлено было ни единой пылинки, – чтобы вместе прочесть этот маленький шедевр, завещание Тимоти. Сидя спиною к свету в кресле тёти Эстер, Сомс поглядел на Грэдмена, сидевшего к свету лицом на диванчике тёти Энн, и, закинув ногу на ногу, начал: