Сдайся мне (СИ)

— Черт… — Мирон растерянно оглядывается по сторонам, так и не заметив меня.

— Ты у себя в квартире.

От моего голоса он дергается. Трет глаза и находит меня взглядом.

— Это сон?

— Да, это твое подсознание, — я специально говорю громко, потому что знаю, что голова у предателя сейчас раскалывается. По-другому и быть не может.

— Вообще не удивительно, Динь. Ты постоянно у меня в голове, — невесело усмехается Мирон и откидывается назад.

Он что, правда поверил моим словам?

То есть Мирон думает, что я — иллюзия из его мыслей?

— Блять, хреново-то как…

— А нечего было столько пить, — язвительно замечаю, наблюдая, как он снова морщится.

— Покопайся еще в моем подсознании, фея. Если ты ненастоящая, должна знать, почему я так нажрался.

— Почему? — быстро выпаливаю, вцепившись пальцами в дверной косяк.

— Диан? — предатель распахивает глаза.

Я жалею о том, что не ушла раньше. Разглядывая Мирона, сидящего натом самомдиване, я словно оживляю в памяти картинки своего первого раза. Картинки, которые кислотой хочется выжечь изнутри.

Подойдя к окну, я открываю его настежь, чтобы глотнуть свежего воздуха. Мне еще в лифте ехать несколько этажей, не хотелось бы упасть в обморок от подступившей к горлу горечи прямо там.

За моей спиной раздаются шаги, и я вся сжимаюсь. Повернуться не решаюсь, потому что если вдруг Мирон решит приблизиться ко мне сейчас — лучше уж в окно. Но он всего лишь скрывается в ванной.

Проходит минут пять, прежде чем он выходит из нее. С мокрыми волосами и частью футболки сверху где-то по грудь. Его губы практически синие, сам он дрожит и морщится, проводя ладонью по голове, чтобы капли воды не заливали лицо, а скатывались на спину по затылку.

— Так как ты здесь оказалась? Ну, и я заодно.

— Мне позвонил бармен из той помойки, где ты пил. Выбрал последний набранный номер.

— И ты сразу приехала? — улыбается предатель, разглядывая меня.

— Не сразу. Я долго думала, перед тем как это сделать. Очень хотелось бросить тебя там, но потом я нашла на карте это место и почитала отзывы. Каждый второй писал, что больше ни за что в жизни туда не сунется. Мне стало жалко тебя.

— Жалко, значит, — как-то многозначительно повторяет Мирон. — Даже после того, что я с тобой сделал?

— Мне пора.

Я пытаюсь добраться до выхода, но Мирон перекрывает мне путь собой. Его ладонь мягко обвивается вокруг моего запястья, он останавливает меня таким способом, в этот раз контролируя свою силу. Если я дерну рукой, уверена, он разожмет пальцы.

— Поговори со мной, Динь-Динь. Выскажись, наори, ударь в конце концов, — подушечками пальцев он поглаживает кожу.

— А что это изменит? — с напускным равнодушием спрашиваю я. — Подсказка — абсолютно ничего. Время назад не отмотать.

— Разочаровалась во мне навсегда?

— Да.

— Врешь ведь, Диан.

Захлебываясь воздухом, я отшатываюсь, когда губы Мирона приближаются к моим. Заношу руку, чтобы влепить предателю пощечину, но почему-то не могу ударить его. Мышцы каменеют в паре сантиметров от его щеки, и удара не происходит.

— Что останавливает? — накрыв своей ладонью мою с тыльной стороны, Мирон сам прижимается щекой к ней.

— Слишком много чести.

— Язвить научилась. У тебя неплохо получается, зефирка.

Отпустив руку, Мирон сбоку обходит меня и закрывает окно, о котором я совсем забыла. У него вся футболка на спине вымокла, и от каждого соприкосновения с тканью предателя потряхивает. Наверное, в ванной он окатил себя ледяной водой, чтобы хоть немного прояснить сознание. Иначе так бы и дальше думал, что я всего лишь призрак его алкогольных галлюцинаций.

— Останешься здесь? Я не трону тебя, Динь-Динь, слово скаута.

— Ты никогда не был скаутом.

— Пожалуйста.

В одном этом слове так много боли… Каждая буква пропитана отголосками чего-то темного и ядовитого. Что-то незримое подталкивает меня сделать шаг навстречу продрогшему предателю.

— Почему ты напился?

— У меня умер отец. Узнал пару часов назад, или уже больше.

Я замираю, пытаюсь осознать только что сказанное Мироном.

— Мне жаль, — говорю с замиранием. — Мне правда очень жаль. Это…это ужасно.

— У нас с ним никогда не было нормальных отношений. В недавнюю нашу встречу, когда я уезжал, мы наговорили друг другу кучу всего, потому что отец решил продать квартиру моей матери, не обсудив это со мной. Это был наш последний разговор.

Предателю очень тяжело даются эти слова. По его голосу я чувствую, что он дико сожалеет. Самое страшное, что ничего уже не исправить. Каким бы ни был его отец, уверена, знай Мирон все заранее, он бы постарался что-то изменить.

— Как это случилось?

— Инфаркт. Его новая жена сказала, что отец много пил в последнее время. Отмечал успешные сделки, вот и доотмечался, — кривит лицо предатель.

Я не могу уйти сейчас. Не могу оставить его наедине с этой болью. Даже несмотря на то, что у меня внутри болит все из-за его поступка.