Сдавайтесь, шериф!

И он пробует. Он пробует, а я сразу же улетаю первый раз. Содрогаюсь, вгрызаясь в покрывало, душа рвущиеся безумные крики. Он ворчит одобрительно и продолжает творить невозможное бесстыдства своим ртом. Вылизывать и говорить.

— Вот так… да прямо по языку мне, детка… Ах ты моя щедрая девочка… Вкусная и щедрая… Да, еще хочу… кончи для меня еще… Уделай всю морду…

За всю мою жизнь моих ушей не касалось нечто столь порочное, и мне чудится, что второй раз я кончаю от одного этого. Ровно в тот момент, как он толкает в меня пальцы и приказывает «Давай!»

— Теперь на мой член, сахарок… — хрипит он, лишая меня ненадолго своих прикосновений. — Сожми его так же… Сожми, чтобы мне башку оторвало.

Горячая плоть упирается между моих складок, он впивается до боли в мои бедра и дергает на себя, все еще дрожащую от неутихшей волны кайфа. Насаживает на член мощным рывком, вышибая крик.

— Сука-сука-сука… — шипит он, замирая на пару секунд, — я, блядь, в рай хрен сунул, детка… Ты меня отсюда не выгонишь…

Он отступает самую малость, но мне уже мало, и я хнычу, и он толкается снова, еще сильнее, останавливается еще раз, будто смакует, а потом сбрасывает меня в дьявольское пламя. Молотит бедрами тяжело и часто, с такой интенсивностью, как если бы хотел меня разрушить. А я желаю развалиться и от того выпрашиваю еще и еще.

— Смерти моей хочешь… — выдыхает он, скрипит зубами и кончает с протяжным гортанным стоном, и я не успеваю за ним лишь самую малость. Но возмутиться тоже не успеваю. Он рывком переворачивает меня на спину, подхватывает под колени и врезается лицом между моих ног. И наказывает новым оргазмом.

— Это ни хрена ни конец. Шмотки долой, сахарок, — приказывает он.

Я суетливо и бестолково дергаю руками в попытке стянуть футболку, но эта сволочь выскальзывает из непослушных пальцев. И он в нетерпении сдирает ее с меня, попутно освобождая волосы, стянутые резинкой в основательно растрепавшийся уже конский хвост. Пытается расстегнуть бюстгальтер, но под его натиском кружевная ткань просто не выдерживает и с жалобным треском рвется.

— Охуеть… — протягивает с гортанным стоном и зарывается лицом между стиснутыми его руками полушариями. — Идеальные, сука.

Набрасывается жадным ртом на грудь, прикусывая и посасывая одну и требовательно сжимая вторую.

— Вот это я попал, блядь, — пытка повторяется.

Но мне все еще мало просто ласк. Я хочу повторения безумства, от которого до сих пор не отошло, не попустило, не схлынуло. И я толкаюсь бедрами навстречу его наливающемуся стояку, трусь всем скользким от пота телом, ерзаю, пытаясь направить в нужное мне, требовательно пульсирующее нутро. Обхватываю ногами мощную мужскую поясницу и хнычу:

— В меня, внутрь, ну же…

— Сдохну на тебе, сахарочек. Ей богу сдохну. И это будет самая охуительная смерть, о которой только можно мечтать.

Смерть.

Смерть!

Точно!

Он же и есть тот самый искомый маньяк-убийца!

И я его нашла!

Нашла и… Санта Мария! Нашла и трахаюсь с ним, как будто мы последние мужчина и женщина на этой Земле!

Словно прочитав мои мысли, маньяк исполняет только что озвученное мною желание и входит — резко, глубоко, до упора, до ощущения легкого жжения и абсолютной, совершенной наполненности им, его сущностью, его сутью, его самым сокровенным. Входит и замирает, запрокинув голову и бормоча что-то невразумительное.

— Значит, вот так это и бывает, да? И вот тебе грудь вместо сисек в одночасье. Ну что за поебень? Братцы ухохотались бы. Да только кто им скажет, этим придуркам?

Я чувствую себя шизофреником в момент обострения — я одновременно упиваюсь собственными ощущениями — порочными, запретными, постыдными и стопроцентов аморальными и такими при этом невыносимо сладкими, такими желанными и бесконечно требуемыми, но вторая половина мозга, понемногу проясняющегося от странного наваждения, просчитывает варианты добраться до рюкзачка, в котором лежит, закутанный наспех в легкомысленный шейный платок, мой любимый Глок. Двадцать шестой — как раз по моей руке, самый компактный, который можно легко спрятать хоть в дамскую сумочку типа клатча. И там же достать одноразовые пластиковые наручники, которые я предусмотрительно взяла вместо металлических, чтобы не звенели и не утяжеляли дамский аксессуар. По ходу, на этого бугая надо надеть сразу две пары — ишь, силушки-то немеряно.

Мой опасный партнер словно наделен каким-то бесконечным объемом сил и действительно принимается исполнять все свои угрозы. Он вколачивает меня в жалобно стонущую от его толчков постель. Его лицо искажено, кадык судорожно дергается, когда он издевательски застывает, лишая нас обоих оргазма. Переворачивает меня, исцеловывает от затылка до ягодиц, бесстыдно погружая язык туда, где до него ТАК никто не касался. Вгоняет себя в меня снова и таранит с еще большим ожесточением. Буквально утрахивает нас с кровати, и мы оказываемся на полу, валясь вниз беспорядочной кучей переплетенных и не способных остановиться в этом сумасшествии тел.