Софа сначала нервничала, её ведь постоянно отвлекали от работы: почти каждая вновь прибывшая стремилась засвидетельствовать своё почтение хозяйке. А потом махнула рукой на приличия, передала все заботы о гостях в надёжные руки Марии Львовны и в гостиной появляется лишь изредка. Я тоже стараюсь пореже там показываться, бесконечные церемонии представления очередным "мадамам" и их девицам здорово притомили. Не… с некоторыми я б с удовольствием пообщался, хм… в другой обстановке. И мамочки есть ничего такие, и дочки.
Мда… но боюсь, с тем настроем, с которым дамы ко мне относятся, "продолжением банкета" тут не пахнет. Каждая мамашка пожалеть пытается сиротинушку несчастного, варнаками битого. Послушаешь их, и самому себя жалко становится. Эхх… "кто ж мине, беднягу, приголубить и прижмёть к своей большой груде". Не… лучше всё же от местного дворянского сословия держаться подальше.
О, кстати, вспомнил — о сестрёнке переговорить хотелось.
— Софа, я заметил, вы с Марией Львовной всем дворянкам представляете Марию по имени-фамилии-отчеству, как сироту и законную дочь нашего папаши.
— Естественно. А как ещё мы должны её представлять?
— Но ведь она же бастард. Если кто об этом узнает, и у тебя, и у неё могут быть неприятности.
Знахарка печально вздохнула и посмотрела на меня задумчиво.
— Александр, ты же видел бумаги Марии. По ним она законная дочь.
— Да, но родня-то знает правду и если обратится в суд, тебя накажут.
Опять тяжёлый вздох.
— Я не хотела говорить, да видно, никуда не денешься. И Михаил, и Мария были рождены в браке.
— Стоп, стоп, стоп! Мать не была разведена с отчимом. И то, что папашка нас признал своими, по закону не играет особой роли. Бумаги годятся до первого судебного разбирательства.
— Да, ваша мать не была разведена в первом браке, поэтому и не хотела вам всего рассказывать, только мне и поведала.
Блин, вокруг меня женский заговор, однозначно, все всё знают, один я дурак дураком.
— Ты хочешь сказать, она вышла за отца, не разведясь с отчимом?
— Тише! Не кричи так. Теперь ты понимаешь, почему вам ничего не говорилось?
Да ни хрена я не понимаю! Кажется, эта фраза явно читалась у меня на лице, потому что Софа не преминула добавить:
— Не знаю, как у вас там, — взмах изящной ручкой неопределённо вверх, — а у нас это позор для женщины.
Тьфу… развели тут тайны мадридского двора!
— Ваш отец, когда узнал о беременности, заставил мать сочетаться браком. Уж больно ему наследника получить хотелось. Не знаю, как он дела обустроил, но родственники о первом замужестве не ведают, поэтому хоть Марию и не станут признавать, но в суд не пойдут.
— Ну, на их признание нам нас… чхать с высокой колокольни. Эээ, подожди, мать, получается, тоже дворянка, раз замужем за дворянином была? Хотя… если сейчас у неё муж крестьянин, то она опять крестьянкой стала.
— Александр, мать постаралась забыть былое, и тебе не стоит его ворошить.
— Да не собираюсь я копаться в её биографии! Меня волновали возможные неприятности у тебя и Машки.
— АЛЕКСАНДР, — а, чёрт, опять нарвался! О как взгляд посуровел.
— Сколько раз я просила ВАС не называть Марию Машкой.
Ой, да все уши уже прожужжала и плешь проела!
— Простите, Софья Марковна, оговорился.
Я постарался изобразить полное раскаяние. Блин, язык мой — враг мой. Босс из нас с сестрёнкой старается вылепить настоящих дворян, а в дворянском обществе не принято в разговоре любое другое обращение кроме как на "Вы". И брату с сестрой, и жене с мужем подобает меж собой разговаривать на "Вы", а "Сашкой" или "Парашкой" может быть лишь прислуга. Даже уменьшительно-ласкательные обращения осуждаются и высмеиваются, всякие "Зиночка, Оленька" воспринимаются как признак отсталости и провинциальности.
Получается, если я называю сестрёнку "Машкой", я не считаю её ровней, можно сказать, я сомневаюсь в её благородном происхождении. Блин, Машуля почти сразу переключилась и Мишкой меня всего пару раз назвала, когда вдвоём болтали. Мда… а я вот до сих пор пенки выдаю, за что от нашей старшей по голове и получаю всё время. Причём на то, как я с ней самой разговариваю, никогда не обращает внимания, ну по сути, я и называю-то её Софой только наедине.
Тяжелый взгляд, минуту посверлив, смягчился, в глазах бесенята запрыгали, появился намёк на улыбку.
— Александр, пора взрослеть.
Ага, уже подкалываем!
— Всенепременно, мадам!
— Мадемуазель.
— Аа… ну да.
В мастерской дела продвигаются просто замечательно, работа прям кипит и бурлит. Паровик для винного заводика, считай, сделан, в конце марта заберут. Второй с начала февраля в сборку пошёл. Вот по новым станкам, к сожалению, постоянные задержки. Вначале пришлось останавливать один из старых и менять ему подшипники шпинделя. Заодно подачу масла к ним увеличил: пока не притёрлись, на смазке нельзя экономить. Интересно, из чего её Потап Владимирович делает, уж больно пахнет ммм… нехорошо.