Сделай это нежно

– Работал я в ансамбле Красной нашей армии. Заслуженный деятель искусств! Потом такие времена настали: пришлось в ресторане играть. В «Дубках», может, знаете, за пятым километром. В снег, в дождь ездил. Хочешь не хочешь – должен. На такси больше уходило, чем зарабатывал… Но держался, потому что рояль там хороший – настоящий «Беккер». Играть на таком одно удовольствие! Ну вот. Играл иногда до утра. Однажды выхожу – Матерь Божья: руки немеют, глаза на лоб лезут, есть хочу, хоть плачь. В голове – туман, потому что раз тридцать на этом «Беккере» «Все будет ха-ра-шо!» лабал. На заказ… Стою на лестнице угоревший. Швейцар наш, Геник, говорит – может, такси тебе вызвать? А какое такси – у меня детей трое: каждую копейку в дом. А вокруг – «мерсы», «ламборджини»… «Все будет ха-ра-шо…»? Ну, бес меня и попутал. Взял я клюшку для гольфа – они у нас там в холле для антуража стояли – и начал по «мерсам» этим лупасить. Ничего больше не помню – пришел в себя только, когда приговор зачитывали: три года с конфискацией. Вот вам и «ха-ра-шо…». На зоне играл в оркестре. Повстречался мне там добрый человек – капитан Птицын, очень музыку уважал. Покорешились. Вышел – ребенка у него крестил. Капитан Птицын – высокого полета был. Года через три встретил его, а он уже охранником в мэрии. Говорит: у нас тут как раз дирижера для хора ищут. Чтобы свой человек был, надежный… Ну, я и пошел… Хор поручили собрать, чтобы на торжествах хорошо пели. Сегодня – первый день. Всю ночь готовился, я ту песню, которая там в почете, впервые должен был исполнять!

Встает клерк в полной сочувственной тишине и начинает напевать:

– Харе Кришна! Харе Рама!
Харе! Харе! Харе Кришна!
Харе Кришна! Харе Рама!
Харе! Харе! Харе Кришна!

И так весело в маршрутке становится, так хорошо и тепло у всех на душе.

Подпевают. Агрессивная бабка всем печенье, что для внука везла, раздает…

Благодать…

Но встает со своего места элегантная дама, медленно подходит к толпе, подпевающей клерку, обольстительным движением поправляет воротничок своей шубки, приближается к пассажиру с гитарой – он на последней ступеньке едва держится, эротично проводит ладонью по струнам и говорит, как та Анна из фильма «Место встречи изменить нельзя»:

– Пусть… руки… покажет…

– Баба сердцем видит! – восторженно восклицает мужчина и к клерку-дирижеру обращается строго: – Покажи руки…

Клерк растерянно показывает руки.

Дама придирчиво осматривает руки клерка.

Берет у музыканта гитару, дает клерку:

– Играй!

– Я на гитаре не учился… – шепчет испуганный клерк. – Хоть режьте, люди добрые…

– Не верю! – кричит мужчина.

На заднем сиденье просыпается от спячки артистического вида мужчина.

– Станиславский… – подводит черту он, засыпает.

– Ну, что будем делать?.. – спрашивает первый мужчина.

– Вяжем – и в мэрию! Пусть цены снижают! У нас – заложник!

Голоса:

– Точно!

– Правильно!

– Сколько можно терпеть!

– Берем заложника!

– А еще шляпу надел!!

– Гнида!

– Предатель!

– Везем в мэрию – пусть цены на транспорт снижают!

Толпа надвигается и толкает тумаками несчастного клерка-дирижера.

– Я не хочу этого ребенка! Я не хочу этого ребенка! Я не хочу этого ребенка!! – вдруг раздается в этом гаме истеричный вопль беременной.

Все замирают.

Мертвая тишина.

– Попустило… – говорит беременная.

Все снова надвигаются на клерка.

Он сопротивляется. Шум. Потасовка. Клерку заламывают руки, душат…

Дама бьет его зонтиком.

Отец Серафим вскакивает с места, достает из-за пазухи большой церковный крест, останавливает им толпу:

– Опомнитесь, рабы Божьи!

Мертвая тишина.

Агрессивная бабка крестится:

– Свят, свят…

– А наш водитель, оказывается, священник… – шепчет девушка.

– Ни фига ж себе… – выдыхает парень и добавляет: – Ой, простите…

– Настоящий? – недоверчиво спрашивает дама.

– А вы, позвольте спросить, из какой конхвесии? – спрашивает мужчина.

– Ряженый! – кричит второй мужчина и продолжает душить несчастного клерка:

– Мочи его! Бей, душегуба!

Толпа снова набрасывается на клерка.

Отец Серафим достает из кармана револьвер. Поднимает руку вверх:

– Ни с места, я сказал!

Все замирают, шарахаются, стихают.

– Откуда это у вас, если вы священник? – тихо спрашивает элегантная дама.

Клерка отпускают, все внимание переключается на отца Серафима.

– Именной. Зарегистрирован, – с гордостью говорит Серафим. – Давно в руки не брал.

– Так, может, вы нас сразу в рай отправите? – говорит первый мужчина.

– А я вот ни в Бога, ни в черта не верю… – говорит второй.

Отец Серафим держит в одной руке крест, в другой – именной пистолет…