– Мари, ты не уйдешь от нас? – тревожно спрашивала Катя, когда та крестила ее на ночь. – Тебе у нас хорошо? Мы же тебя не обижаем?
…Через много лет Екатерина Михайловна Мордвинова с удивлением узнает себя и свою юную гувернантку в повести известной писательницы Марко Вовчок «Живая душа».
Но тогда маленькая племянница не могла знать, как страдает душа «бонны» в стенах этого «дворянского гнезда». Как рвется на волю эта пятнадцатилетняя девочка, как избегает танцев и вышиваний, предпочитая «опасное общение» с сосланными в Орел «неблагонадежными личностями».
Но что это означало – «на волю»?
Для девушки в ее положении только одно – удачное замужество.
Отбоя от женихов у Мари не было. Тетя из кожи вон лезла, чтобы обеспечить племяннице достойное будущее – заказывала модные платья, вывозила на званые вечера. Стоило только показаться Мари на почтенной публике, как на следующий день дом Мордвинова кишел визитерами!
– Завтра приедет Ергольский, наденешь розовое платье! – командовала тетя. – И, прошу тебя, Мари, говори по-французски, будь с ним ласкова. Он свататься приедет! Хорошая партия для тебя. Ну, чего ты снова губы дуешь?
– Я хочу другой жизни, тетушка, – отвечала Мария, глядя на тетю так, что та невольно накладывала на лоб крестное знамение, – жизни настоящей, а не на словах! Чтобы не лежать камнем при дороге!
Тем вечером она наотрез отказала красавцу Ергольскому и, запершись в комнате, написала отчаянную записку сосланному этнографу Афанасию Васильевичу Марковичу: «Скажи скорее, что делать? Я не задумаюсь. Ради бога – быстрее!»
Афанасий Маркович…
Имела ли она право принять его любовь, его обожание, его страстное поклонение перед ней, еще совсем юной? Разве не видела расхождений в их устремлениях?
Афанасий, старше ее на двенадцать лет, мечтал о тихом семейном счастье, она же хотела независимости.
Конечно, она увлекалась его умом, его научными трудами и демократическими взглядами. Но разве этого достаточно для совместной жизни?
И все же – «Ради бога – скорее…»
Он примчался сразу. Этим же вечером Мария навсегда покинула имение своей тетки.
Вскоре Афанасий Васильевич должен был на целых три месяца оставить молодую невесту – отправлялся в научную экспедицию в Черниговскую и Полтавскую губернии, а Мария была вынуждена ждать жениха в имении своей другой тетки в Знаменском.
Здесь жизнь была такой же, как и в имении Мордвиновых.
Тетушка Варвара Дмитриевна сама занималась хозяйством, руководила засолкой огурцов, устраивала костюмированные балы и… не сводила глаз со своего любимца, сына Мити.
А шестилетний мальчишка – нежный и голубоглазый – все время крутился у Марии под ногами, надоедая вопросами о предстоящей свадьбе:
– А корона на голове у тебя будет? А белые лошади с каретой? Неужели, Мари, ты будешь целоваться – при всех?!
Кто из них мог знать, что через много лет тетушка будет писать отчаянные письма «ненавистной невестке»: «Если ты не можешь любить его – хоть пожалей. Я у твоих ног, я тебя умоляю…»
…Мария еще раз посмотрела в окно: далеко на песчаном берегу виднелись две темные фигурки.
Ветер поднимал и опускал занавеску, и тогда морской пейзаж превращался в белизну чистого листа, призывал скорее сесть за стол.
А она почему-то все оттягивала этот момент. Фривольная статейка в газете вызвала бурю воспоминаний. Неужели она должна оправдываться? Всю жизнь оправдываться. Перед кем?
Видит Бог, она всегда была благодарна за все, что сделал для нее Афанасий. Но разве благодарность – то, чем можно жить, то, от чего волнуется сердце и заставляет петь, радоваться, совершать безумные поступки?
Она несознательно заставила мужа страдать.
Она этого не хотела, ведь никогда не скрывала, что вышла замуж, спасаясь от печальной участи многих женщин, в том числе и своей собственной матери.
Она никогда не врала.
…Пришло время обеда. На вечер назначена встреча с известной эстонской поэтессой Лидией Койдула, а днем – визит к издателю немецкого журнала «Ди Либелле» Эрнсту Платесу.
Мария уже была одета к обеду как и всегда с элегантной сдержанностью: черное платье, гладко зачесанные волосы и никаких духов! С нетерпением выглядывала на тропе своих купальщиков.
Наконец из-за сосен выскочил Богданчик. Он бежал так быстро, что даже издалека было видно, как пылает его лицо. Увидев мать, он что-то крикнул, но ветер отшвырнул его голос в сторону моря.
Когда сын подбежал ближе, Мария услышала невероятное:
– Мама, мама, Митя утонул!
Все, что было потом, помнит, как во сне: бессмысленная беготня по пустому пляжу, толпа людей, ожидание рыбаков, которые отправились на лодке в поисках погибшего…
Потом – ходатайство в Министерство внутренних дел с просьбой дать разрешение на вывоз тела в Петербург.
Там, на следующий день после трагедии, поднялась буря сплетен.