Сделай погромче

Мы кружили по длинной, извилистой дороге, обсаженной по краям деревьями, пока наконец не нашли нужный дом. Мы припарковались у входа, я и Гретхен, ее розовые волосы подняты вверх иглами и блестят, на шее — черная удавка с шипами, серебряные цепи свисают с запястий, черная тушь и черная помада и перламутровые тени на веках. Она выглядела секси — не миловидно, а как порно-звезда, что ли, — но ей хотелось еще разок посмотреться в зеркало. Мы сидели в блистательном «эскорте», и Гретхен подправляла на губах помаду, и больше всего на свете мне хотелось схватить ее и поцеловать; мне хотелось тискать и ласкать ее прямо в машине, но я не стал. Вместо этого я наблюдал, как она вытаскивает из сумочки бумажный платок, кладет между губ, а затем сминает его, отпечаток своих горячих губ, поцелуй, который, может, достался бы мне, не будь я таким слюнтяем. Но вот и все — я проебал неплохой шанс. Мы вышли из машины и направились к дому, а я засунул руки в карманы на хрен.

Что до этого пригородного дома: он был белый и большой — этажа три, кажется, — с гаражом на две машины плюс идеальный свежезасеянный газон с навороченной встроенной системой орошения, которую я заметил сразу, потому что, эй, я ведь стриг газоны, а это был как раз тот самый пригороди все такое. Порядка двадцати паршивых панковских машин было припарковано у дома вдоль улицы, которая представляла собой замкнутое пространство, с обеих сторон окруженное этим толстым, черным, отливающим металлом, забором. Еще машин восемь было припарковано на подъездной дорожке, и какие-то ребята вытаскивали с задних сидений и из багажников усилители, гитары, ящики с пивом. Дверь гаража была поднята, и за парнем лет одиннадцати на вид — маленьким, тощим, прыщавым, с оранжевыми волосами — мы проследовали через гараж, мимо новенького черного «лексуса» в маленькую прихожую и дальше вниз, в недостроенный подвал.

Он оказался в точности таким же, как все остальные подвалы, в которых мне доводилось бывать: деревянный лестничный пролет, несколько одиноких лампочек, свисающих на проводах, и стиральная машина с сушилкой позади развешенных в линию простыней. Там уже тусовалось с полсотни человек, и было жарко — конкретно жарко, — хотя под потолком и крутилось несколько вентиляторов, воздуха от них не прибавлялось.

Как я уже сказал, я был знаком с хозяйкой вечеринки, Эсме. Я не знал, настоящее ли это имя, но всегда думал, что нет, она училась в Макколи и типа дружила с Гретхен, и у нее были волосы, покрашенные в красный цвет и постриженные под Челси — знаете, длинная челка, а все остальное выбрито. Еще она носила такие крутые кошачьи солнечные очки, думаю, потому что немножко косила. Как я говорил, я с ней однажды пообжимался, типа по воле случая. Мы были на какой-то вечеринке, около года назад, и сидели на диване, болтая о всяких группах, и она сказала, что ее первой пластинкой был Appetite for DestructionGuns n' Roses, и я сказал, что это моя самая любимая пластинка, и довольно-таки скоро мы перешли к поцелуям. Потом она хихикнула и сказала: «Тебя не Даррен зовут, нет?», и я сказал: «Нет, Брайан», и мы оба засмеялись, и она записала свое имя и телефон на тыльной стороне моей ладони, а потом, как я сказал, я позвонил ей и разнервничался и соврал. Тогда больше всего на свете мне хотелось потрогать ее грудь, потому что у нее была очень маленькая грудь, и она никогда не носила лифчик, а только очень облегающие футболки, и это сводило меня на хрен с ума. Не знаю. Сейчас я думаю, что Эсме интересовалась только парнями из панк-групп, как обычно и бывает с такими девчонками. Я думал, что для того чтобы пробиться к сердцу такой вот телки, нужно быть кем-то, а я и близко не был. В смысле, блядь, я играл в школьном оркестре, если это о чем-нибудь вам говорит.

Вот и она, в точности такая, какой я ее запомнил: Эсме, сидящая на стиральной машине, пьющая пиво прямо из бутылки, с этой милой красной челкой, болтающая с Ким, которая пришла с Бобби Б, который, в свою очередь, напустил на себя, как обычно, скучающий вид. Все они помахали нам и улыбнулись, а Бобби Б. показал мне средний палец. Пока мы спускались, было слышно дребезжание гитары, вырывающееся из старых усилителей, и приглушенный далекий звук жестяных барабанов. Сначала я подумал, что кто-то вставил кассету в магнитофон со сломанными колонками, но когда мы спустились, я увидел, что это уже играют музыканты.