- Так вот, Балахнин полезет буром. Начнет перекупать на себя институтские договоры, лишь бы вас на банкротство затащить. Не спеши, дай как следует потратиться. А уж когда по уши завязнет, выкатишь в суде эту папку, и всю процедуру возьмете под свой контроль. Институт спасете. А заодно и Балахнина на "бабки" выставите. То-то взвоет!
Глаз Ивана мечтательно закосил.
- Почему ты так уверен, что Балахнин не отступится? - поразился его уверенности Антон.
- Почему? Во-первых, у него принцип, - если в расход вошел, идти до конца. А он крепко вошел! А во-вторых, - физиономия Ивана растеклась в глумливой усмешке, - я ему сам посоветовал. Будет помнить!
- Как это сам? - Антон поперхнулся, - в горле пересохло.
- Всё, цейтнот! - Листопад, вновь зыркнув на часы, рывком поднял приятеля со стула на ноги. Встряхнул. - Дядьку и Тайку на тебя оставляю!
- Всего-то на день-другой! - Антон попробовал сплюнуть через плечо. Слюны не было и в помине, - от волнения пересохло в горле.
- Всего-то, - согласился Иван.
Когда Антон вернулся в кабинет генерального директора, Петр Иванович закостеневшими пальцами нервно, не попадая на кнопки, перелистывал файлы в электронном блокноте, перебирая фамилии тех, к кому мог бы обратиться. Беспомощно отбросил.
- Господи! - слезящийся его взгляд остановился на Антоне. - Что ж мы за страну-то сотворили, что академику от бандитов спасения искать не у кого?
Еще пару раз в течение вечера Петр Иванович, не в силах удержаться, набирал телефон племянника, давая всё новые и новые советы. К двенадцати ночи телефон оказался вне зоны действия сети.
* Наутро Листопад-старший и Антон, не сговариваясь, собрались в кабинете гендиректора, где и застал их звонок из ГАИ МВД Украины. На рассвете, в пятидесяти километрах от Киева и в полутора километрах от трассы, на проселочной дороге, автомобиль "Форд Таурес", принадлежащий ВНИИ РЭС, под управлением Листопада Ивана Андреевича врезался в стоящий на обочине бензовоз. Во вспыхнувшем пожаре автомашина и водитель сгорели.
Петр Иванович, выслушав, бессильно выронил на рычаг телефонную трубку:
- Это из ГАИ. Они говорят, что Иван...
- Я слышал, - тусклым голосом произнес Антон.
В кабинете воцарилось тягостное молчание.
- Как же я Тайке-то скажу? - Петр Иванович, запрокинув голову, застонал. Острый кадык запульсировал. Шея обнажилась, и дряблая кожица, обычно скрываемая под аккуратным воротничком, мелко задрожала в такт неслышным рыданиям.
- Валидолу? - всполошился Антон.
- Лучше коньяку.
Антон наполнил рюмки. Неловко приподнял свою:
- Так что?..Не чокаясь, что ли? Как там Ванюха говорил? Ломанем, пока при памяти.
Чувствуя, что изнутри подступает рыдание, он залпом опрокинул в себя коньяк.
Давясь, мелкими глоточками, выпил Петр Иванович. Прикрыв глаза, откинулся в кресле.
- Надо бы...оповестить, - Антон неохотно поднялся.
- Успеется, - не открывая слезящихся глаз, Петр Иванович сделал вялый осаживающий жест. - Теперь уж успеется.
Слезы сами собой поползли по синюшным, в прожилках щекам.
- Скажи, чтоб никто не заходил. И - давай еще...за Ванюшку. Так и не узнал о ребенке. Говорил, скажи, скажи. Нет, сюрприз готовила. - Сюрприз? - Таечка же беременная. Третий месяц пошел. Как теперь перенесет? Но как же я, старый дурак, отпустил?! Ну как? Затмение какое-то!
Так и сидели они, опустошенные, потерянные, над пустеющей бутылкой коньяка.
Время шло. Петр Иванович неохотно поднял голову:
- Они просили кого-нибудь прислать на опознание. Так что ты, голубчик, слетай. Сделай там, что положено. А я уж здесь как-нибудь. Да и Таечку подготовить надо. О, Господи!
Он тяжко застонал.
В кабинет без стука заглянула секретарша.
- Петр Иванович, извините, но там...- она шаркнула изумленным взглядом по бутылке. - С вахты позвонили: будто Балахнин приехал. Тот самый.
Заметила поспешный, запрещающий жест директора. Развела бессильно руки: - Охрана говорит, не смогли удержать. Уже поднимаются.
Дверь в приемную распахнулась. - Перекрыть. Никого не впускать, - донеслось оттуда.
В кабинет быстрым шагом вошел Юрий Павлович Балахнин в сопровождении трех внушительных охранников и высоченного, субтильного паренька с папкой подмышкой.
Кивком выставил секретаршу.
Прошел к столу, понимающе покрутил опустевшую на две трети бутылку. - Мои соболезнования, - скупо посочувствовал он.
- Что? Успели донести? - съязвил клокочущий от ненависти Антон.
- Скверные новости быстро разносятся.
Балахнин нашел пустую рюмку, без приглашения наполнил. Приподнял:
- Помянем. Хоть и почудил при жизни покойничек, но пусть уж земля будет пухом.
Скулы на лице Петра Ивановича злобно обострились. Глаза сузились:
- Вот что, гражданин хороший... Постыдился бы в такую минуту неуважительно об умершем. Ворвался тут на чужую территорию...
- Потому и ворвался, что умер. Как узнал, всё бросил и выехал, - Балахнин демонстративно зыркнул на часы. - Торопился, так сказать, застолбить права. Извините, конечно, что не ко времени и все такое, но территория эта отныне моя.