Сделай ставку и беги

– Но, похоже, заповедь о милосердии к врагам ты пока не постиг. Чего собираешься делать?

– Так чего? Потусуюсь в Твери денек-другой. Не вся ещё водка попита.

– – Не потусуешься. Дуй в Москву к дядьке.

– – Откуда о дядьке-то узнал? – Иван почуял недоброе.

– Кто ж не знает вице-президента Академии Наук СССР? Потом он тут первым подписался.

– Где?!

– На некрологе. Профессор Листопад Андрей Иванович тебе?..

– О-отец.

– Тогда держи. И – прими, как говорится, соболезнования, – Осинцев выдернул из кармана сложенный номер «Известий», с разворота которого на Ивана глядел обведенный траурной рамкой отец. – Вчера похоронили.

* * *

Через полчаса в скорый поезд Архангельск – Москва, отходивший от платформы, влетел, разметав провожающих, здоровенный парень.

– До Москвы, – он отодвинул долговязого проводника и протиснулся в тамбур. – Билет взять не успел.

Поезд медленно тронулся от перрона.

– Деньги вперед, – присмотревшись наметанным глазом, потребовал ушлый проводник.

Не возражая, безбилетник равнодушно залез в карман и пересыпал в подставленную лодочку горстку монет.

Проводник остолбенело оглядел содержимое собственной, потряхивающейся ладони.

– Это что?

– Всё, что есть. Доллары, извини, отобрали. В Москву мне срочно надо, – пассажир квело пожал плечом. Что-то припомнив, вытянул из кучки пятачок.

– На метро, – пояснил он и тем привел проводника в чувство.

– А ну давай нормально или я тебя сейчас к бригадиру! – зашелся он.

– Та зови кого хошь. Мне теперь всё едино.

И тут произошло то, чего в многообразной проводницкой практике до сих пор не случалось. Ражий детина вдруг замотал головой, сполз по стене на пол и истошно, навзрыд зарыдал.

Пятидневный вояж Ивана Листопада бесславно завершился.

Листопадово семя

Несмотря на то, что было крепко за полночь, в квартиру звонили. И – пренастойчиво. Тринадцатилетняя Таечка Листопад, выдернутая звонком из постели, открыла входную дверь и – зарумянилась от удовольствия, – на пороге стоял пропавший двоюродный брат. Рядом с огромным Иваном миниатюрная Таечка казалась тростиночкой, проросшей рядом с крепким камышом.

– Ванечка! А мы все так беспокоились, так беспокоились…Ах, да!

Она старательно изобразила подобие скорби, как сама ее понимала. Впрочем, скорбь не удерживалась на её подвижном личике. Понимая неуместность собственной радости и в то же время не умея удержать ее, Таечка виновато улыбнулась:

– Да раздевайся. Папа, похоже, тоже проснулся.

В самом деле, в прихожую, позевывая и натягивая на ходу цветастый халат, входил пятидесятилетний человек с плотной подбитой фигурой и упрямо оттопыренной нижней губой – Петр Иванович Листопад. Младший из двух братьев Листопадов. Отныне, впрочем, единственный.

– Объявился, наконец, племяш! – он раздвинул руки, и Иван с виноватым видом склонился навстречу, осторожно водрузив голову на покатое дядькино плечо.

Судьба оделила братьев Листопадов полной мерой. Одной на двоих. Старшему, Андрею, достались живость и пытливость ума, но и непритязательность. Что сделало из него знаменитого на весь мир ученого – селекционера и профессора Кубанского госуниверситета, воспитавшего добрую половину краевых руководителей. Однако всякая попытка благодарных учеников выдвинуть учителя на начальствующую должность вызывала в Андрее Ивановиче непреодолимые приступы идиосинкразии. Так что в конце концов от него недоуменно отступились. Весь отпущенный на семейство административный пыл достался Петру. Был он, как деликатно выражались на банкетах, «крепким» ученым. Но не обладая выдающимися задатками естествоиспытателя, младший брат сумел доказать важнейшую из гипотез – предприимчивость в науке стоит таланта. Свои усилия Петр сосредоточил в сфере методологии руководства научными исследованиями со стороны советско-партийных органов. И преуспел – к сорока семи годам стал вице-президентом Академии наук СССР.

Может, именно потому, что делить братьям оказалось нечего и славу каждый обретал на собственном поле, они пронесли через всю жизнь нежную, не подгаженную «бытовухой» привязанность друг к другу. А еще общую любовь и боль, предметом которой стал единственный продолжатель Листопадова рода по мужской линии.

– Иван.

Вот на ком природа порезвилась не на шутку, соединив пытливый ум отца с живостью и приспособляемостью дяди. Но всего этого подкинула с избытком, не дозируя, добавив сюда же неуемной фантазии и для остроты – диких казачьих кровей. Так что старшие Листопады с тревогой ждали, чем разразится эта взрывоопасная смесь, – поразительными научными откровениями либо невиданными аферами.

– Где ж тебя в этот раз черти носили? – Петр Иванович с усилием отстранился, цепким глазом прошелся по помятой племянниковой физиономии, всё для себя определил. – Ладно. Объявился наконец и – на том слава Богу.

Он задвинул ногой в угол клетчатый чемодан, испещренный яркими этикетками «Рим», «Париж», «Барселона»… – визитная карточка хозяина дома.