Сделай ставку и беги

– Нет. Чумовая баба. Принципиальная, как стоп-кран. Из самой что ни на есть паскудной породы. Ведь видно же, что до чесотки хочет. Оттого и бесится! Но в этом же своем воздержании находит какой-то особый кайф, от которого всем вокруг хреново! Там на самом деле – психоаналитик нужен!

Они подошли к подъезду.

– Не тужи. Не всё сразу. Вживайся пока.… Так как насчет?.. – Балахнин кивнул в сторону скрывшейся за деревьями мансарды.

Листопад задумчиво глядел на окно заветной светелки. Спохватился.

– Да придет, придет к тебе Нинка. Для другана уломаю.

Прощаясь, Иван еще раз глянул на светёлку – прикидывая.

* * *

Таисия Павловна Шикулина в наброшенном сатиновом халатике сидела перед треснувшим трюмо и с непроходящим раздражением вслушивалась в приглушенные выкрики из коридора, – там, уединившись от запертого в бараки актива, отдыхал Пригородный райком комсомола. Раздражение Таисии Павловны было крепко замешано на зависти. Ей хотелось туда, к этим бесшабашным, захлебывающимся собственной молодостью отморозкам, одним из которых она сама была каких-то… ничего себе, каких-то, – пятнадцать лет назад.

Увы, им она не нужна. Более того, всюду, где появлялась секретарь райкома партии по идеологии, тотчас пугливо затухало оживление. Она, будто брандспойт, заливала всякий огонь, безразлично к тому, опасное ли это, грозящее пожаром пламя, или уютный, согревающий костерок.

Она знала о своей, сложившейся в последние годы репутации сухаря в синем чулке. Синий чулок – это на ее-то длиннющие ноги, от которых прежде «тащилась» половина студенческого общежития. Мужская половина. А другая – женская – яростно завидовала ее умению вертеть самыми яркими мужиками и так же легко бросать их – по случайному капризу. Куда все делось?! Когда, в какой момент превратилась она в одинокую деловую женщину – самый отвратительный, ненавистный прежде ей самой тип женщин?

Предположим, умер муж. Но это произошло еще восемь лет назад. Да и при его жизни она не отказывала себе в удовольствиях. Последний роман у нее случился с председателем обкома профсоюзов Фирсовым. Он и предложил ей сменить кресло директора школы на место в райкоме. С этого момента и начались проблемы.

Хотя опять же, казалось бы, с чего? Партийные работники привыкли отделять общественное от личного. И то, что предавалось анафеме с 9 до 18, по умолчанию совершалось с 18 до 9. Но вот она сама разделить себя не смогла.

Таисия отбросила пинцет, которым аккуратненько пропалывала брови, выщипывая седые волоски, подбежала к двери, убеждаясь лишний раз, что она заперта. Затем вернулась к зеркалу, распахнула халат и повернулась в полоборота. Да нет же, – ноги всё те же: долгие, сильные, нетронутые целлюлитом. И груди нерожавшей женщины распустившимся бутоном расперли итальянский бюстгальтер – что купила год назад, когда возила группу во Францию. Хорош бюстгальтер. А уж трусики – кто в Союзе видел такие трусики?

«Никто и не увидит», – Таисия остервенело запахнула халат. – Да для кого же все это? Если ни бюстгальтера, ни трусиков, ни сочащегося под ними тела вот уж лет пять не видел ни один мужчина.

Мужики идиоты. Идиоты и трусы. Не способные отличить маску от реальности. Пугающиеся одного насмешливого взгляда, язвительного слова. Хотя, конечно, не в них дело. Даже на отдыхе, где никто ее не знал, куда ехала с надеждой на встречу с мужчиной, который снимет груз накопившихся комплексов, происходило все то же. Первые дни ловила на себе заинтересованные взгляды. Наконец кто-то решался подойти, и – через минуту отлетал ошпаренный. Отлетишь тут. Что она сказала последнему? Что-то вроде: «Жена осталась дома, муж молодым оленем скачет, ищет случку. Откуда, интересуюсь, сами»? Ответа не получила, и больше до конца смены «к подвинутой бабе» с непристойными предложениями никто не подкатывал. Информация в Домах отдыха распространяется со скоростью звука в безвоздушном пространстве, – именно в этом пространстве она всякий раз и оказывалась.

Характерец, сделавшийся проклятием.

Таисия склонилась к зеркалу, вгляделась в меленькие, подступающие к поверхности лица прожилки. Скоро проступят и рябью покроют гладкую кожу. «Господи, Тоська. Это твоя жизнь? И этого ты хотела?».

В дверь тихонько постучали.

– Кто? – жестко спросила Таисия Павловна и одновременно увидела в зеркале свое лицо – враз сведенное в жесткую желчную маску, с сузившимися глазами.

– Кто? – мягче повторила она, запахивая халат и поднимаясь открыть.

– Таисия Павловна, на минуточку, – послышался мужской голос.

Она отперла дверь.

«О, господи, только не это!». На пороге стоял здоровенный молодой мужчина с пакетом в руке. Тот самый горлопан, что за несколько часов перед тем устроил возмутительный политический фарс.

Она поймала себя на очередном штампе – «возмутительный фарс». Поморщилась.

Незванный гость принял это на свой счет.

– Да, заслужил, – покаянно признал он. – Пошутил несколько неумеренно.

– Несколько «что»? – Шикулина скривилась. – Вы вообще как додумались до этой выходки? Или у вас какие-то несогласия с Советской властью?