Сделаю взрослой

Не верю я ни в какие предсказания, но слова цыганки запоминаю наизусть и они меня пугают.

Ерунда какая-то, она видать, всем такое говорит чтобы напугать, а после деньги забрать, но пошарив в карманах я понимаю, что денег она не взяла. Ни копейки.

Глава 2

Я брожу так еще пару часов, пока окончательно не выбиваюсь из сил. У меня почти нет вещей кроме небольшого рюкзака со сменной одеждой. Документы я не взяла. Лидия Ивановна всегда держит их под замком.

Оглядываюсь по сторонам, все куда-то спешат, каменные лица, холодные, мрачные. Боже, неужели я такой же стану, когда вырасту? Если вырасту.

– Извините…

– Пошла вон! Чертовая попрошайка.

Еще попытка. Зря. Меня не замечают, а после на горизонте я вижу милицию и резко сворачиваю за угол.

Я боюсь их. Наши в детском доме уже вызывали таких пару раз, когда было уже невыносимо. Наряд и правда приезжал, они узнавали, кто звонил, а потом забирали.

Помню, что последней была Вита. Она говорила с этими милиционерами, а потом почему-то попала в изолятор и неделю там лежала. Римма и Лидия Ивановна сказали, что она заболела. У виты не было видно ни одного синяка на теле, но почему-то она не могла вставать. После этого в милицию больше никто не звонил, а мы узнали, что у Лидии Ивановны муж подполковник.

Погода как нельзя паршивая и быстро начинает темнеть. Ночлега я так и не нахожу, на гостиницу у меня нет денег, а до вокзала идти пешком слишком далеко.

Я сажусь на какой-то остановке. Здесь тихо, почти нет людей и обхватив рюкзак руками просто отключаюсь.

Прихожу в себя лежа на этой же скамейке. Холодно, уже ночь и я так замерзла, что зуб на зуб не попадает, но хуже другое – мой рюкзак с вещами. Он пропал, его просто нет.

– О нет… нет, нет, пожалуйста!

Там не было ничего ценного: сменное белье, теплые брюки, пару свитеров, майки, но это все, что у меня было, а теперь и этого нет.

Легкие сковывает обручем и я начинаю часто дышать. Все плывет перед глазами, дрожат руки, становится страшно. Впервые в жизни настолько, потому что я не знаю, куда мне идти и что делать.

Я ни разу не бродяжка, в десять лет я гуляла по Парижу с родителями наслаждаясь теплыми круассанами и белым чаем, а уже в одиннадцать сидела перед отвратной овсянкой детдома, которую даже животное бы не стало есть.

По правде сказать, я не помню первый год жизни в детском и похороны родителей. Только обрывками милиция, какие-то чужие люди, документы. Они все что-то от меня хотели, а я не могла проронить ни слова.

Тогда же у меня начались эти истерики, меня трясло и лихорадило, сердце стучало как сумасшедшее и я могла не говорить ни с кем неделями. Из уютной комфортной квартиры я попала в другое место, где было много разных детей. Голодных, бедно одетых, диких.

Они дергали меня за волосы с интересом разглядывая, забирали одежду, украшения, и даже обувь. Нет, они не были плохими, просто у них не было таких вещей, какие были у меня, когда я попала в ад под названием “Детский дом номер пять”.

Единственное, что осталось с моей прежней жизни – золотой крестик на цепочке, который мне подарили родители на день рождения. Я прячу его на груди как последний якорь, мое воспоминание о том, что когда-то меня очень любили, хоть сейчас это кажется какой-то далекой и даже не моей жизнью.

– Ты че этот тут расселась?! Это мое место!

Ко мне подходит какой-то страшный мужик в лохмотьях и я пячусь назад, видя его синеватое лицо и заплывшие туманные глаза.

У него в руках какая-то картонка и он жутко просто воняет, потому стараясь сдержать тошноту я быстро ухожу от той остановки, бродя по улицам до рассвета.

Под утро машины снова начинают движение и я просто иду дальше не зная, что мне делать.

“Вернуться в детдом и попросить прощения за побег” – говорит мне мой голодный желудок. Да, пусть там никогда не дают ничего вкусного, но хотя бы крыша над головой есть. Вернись и будешь уже в постели.

С тем богатым мужиком со свиной рожей, парирует здравый смысл. Нет, бабочкой не стану. Я лучше спрыгну с моста.

***

На вторые сутки моя смесь утихает. Пересчитываю деньги. Хватит еще на один пирожок, но уже без газировки. Ладно. Я привыкла. В детдоме часто засыпали полуголодными. На самом деле это не так и страшно и иногда даже играло на руку, потому что сильно не растешь и не нужны новые вещи. Потому я и не выгляжу на свой возраст. Даже близко.

Когда наступает поздний вечер, а поле и ночь я уже едва шагаю по улицам.

Смотрю на руки. Дрожат, я промокла до нитки и почти не чувствую ног. Кроссовки все же пропускают воду. Этого еще не хватало.

– Ты что тут шатаешься? Документы предъяви.

Меня приводит в чувства мужской голос и подняв голову я вижу милиционера напротив. Очень похож на моего дядю Славу, такое же едва не лопающееся пузо и круглое пропитое лицо.

У него в руках то ли дубинка, то ли еще что-то, но уточнять я не хочу, потому резко развернувшись юркаю в ближайший темный переулок и что есть сил бегу вперед.

Пробежав пару километров без остановки оглядываюсь назад. Никого нет, и то ли я так быстро бежала, то ли тот милиционер просто потерял ко мне интерес.