Сделано с любовью

– Завтра! – прерываю её претензии.

– Завтра?! Да ты меня уже неделю кормишь своими завтраками! Если не придёшь, мой Вова сам разберёт твой вольер и сложит на лестничной клетке.

– Тогда передай своему Вальдемару, что я разберу его и сложу на помойке.

– Какая же ты жестокая сволочь, Айка! – завела мама любимую песню. – Да все вы свиньи неблагодарные! Выросли, да? Самостоятельные стали, да? А на мать теперь всем плевать?! С отцом, козлом, небось так не разговариваете! – она театрально всхлипнула и вдруг включила строгую родительницу: – Когда придёшь, спрашиваю?!

– Я ж сказала завтра, значит, завтра! И не фиг каждый день переспрашивать! – рявкаю в ответ и сбрасываю вызов, потому что на второй линии прорывается Гор.

Что ж ты так долго, змей?!

– Заждалась? – его развязный, но веселый тон действует на меня успокаивающе.

– Что ты узнал, Гор? – спрашиваю ровно, подавляя нетерпение, иначе этот змей начнёт специально кружить и выдавать инфу по капле.

– Всё, как ты просила, – мурлычет этот гад, но я терпеливо молчу. – В седьмую забрали твоего калечного…

Сам ты… урод калечный!

– Ты узнал, что у него?

– Да не ссы, малыш, – херня! Пара-тройка рёбер, несколько пальцев… Ну и мозги малость всколыхнулись…

Мне почти физически больно, но я не комментирую и не задаю встречных вопросов.

– Короче, подробности сама выяснишь. Я тебе там контакт человечка сбросил… Только ты звони лучше завтра, заодно и узнаешь, кто лечащий врач. Я уже дал пару ценных указаний по поводу нашего пациента, но его там и так приняли, как родного. Кто-то раньше нас уже подсуетился. Вот завтра всё и выяснишь… Ясно?

Ну, до завтра я как-нибудь потерплю… Главное, что жив и под наблюдением.

– Ясно. Спасибо, Гор, – говорю очень сдержанно, но он смеётся.

– Ну что ты, Айка!.. Спасибо – это много! В гости когда заедешь?

Сто лет бы тебя не видеть!

– Ты ж сам знаешь – некогда мне по гостям разъезжать.

– Знаю, – тянет он и мурлычет вкрадчиво: – А как там наша Сашенька? Не скучает по мне?

При звуке твоего имени наша язвительная стерва превращается в испуганную, дрожащую лань.

– Нет, Гор, не скучает. Ты бы тоже прекращал уже…

– Ох, Айка-Айка!.. Тебе ли не знать, как я нуждаюсь в советах, – в тихом ласковом тоне я отчётливо слышу угрозу, но не боюсь. Хотя и не нарываюсь. И Гор оттаивает: – Ладно, пусть расслабится твоя сестрёнка. Вы ж, бабы, дуры! Всё мечтаете о милых и нежных мальчиках…

– Это вряд ли… Обычно у таких мальчиков уже есть мальчики.

– Тоже верно, – усмехается он. – Ладно, Айка, обращайся… – и, прежде чем я подала голос, Гор сбросил вызов.

Вот и славненько!

Гор… Змей гремучий! Хозяин «Антракта», самого крутого ресторана в городе, и окрестных земель. Мало, кто знает, что его полное имя Егор. А вот то, что этот тип опасен, как ядовитая змея в брачный период, знают все. И угораздило же его запасть на нашу Алекс!.. Хотя, по правде говоря, она сама виновата! Но не отдавать же теперь дурную и недальновидную сестру на съедение.

Когда я въезжаю в свой родной район, снег снова сменяется дождём. Природа чокнулась!

Очередной звонок от мамы верещит как раз в тот момент, когда я проезжаю мимо нашей пятиэтажки. По привычке бросаю взгляд на балкон… Вот же свинья колхозная! Вслед за светящимся бычком с балкона вылетает то ли банка, то ли бутылка… Кажется, мне всё же не избежать знакомства с Вальдемаром…

– Айка? – растрепанная мама запахивает какой-то подростковый халатик то на груди, то на бёдрах… Но безуспешно. – Ты же говорила…

– Я передумала! – стараюсь на неё не смотреть. Но то, что я вижу за ней…

Это лучше один раз увидеть… чем увидеть не один раз. Нет, не так!.. Сначала я слышу громкое харканье-хрюканье, а уж потом…

«Вдруг из маминой из спальни… кривоногий и хромой…»

Выползает… аморальник с возбуждённой булавой…

Фу!

По поводу «хромого» – это я утрирую, конечно… Но мамин Вальдемар, скажу я, очень колоритный тип. Типок.

– Ой… – выдавил из себя типок, вытаращив на меня слезящиеся глаза, и снова захрюкал, прикрывая рот ладонью.

– Вова, что с тобой? – забеспокоилась мама и устремилась к нему навстречу, но от меня не укрылось раздражение в её голосе.

– Прости… Ани, – сипит Вальдемар, – я это… поперхнулся… кхе-кхе (хрю)… случайно.

Ани! Трындец! Это что, производная от Анастейши?

Я закатила глаза к потолку…

Ух, а паутины-то сколько!