Сделано в Японии

— Вы случайно, Олег Михайлович, не еврей? — обратился я к явно менее посвященному в тонкости видеозаписи в различных системах, придуманных американцами как страшное наказание Японии и Германии за проделки и хулиганства в годы Второй мировой.

— В каком смысле? — удивился доцент.

— Да в таком, что в переводе с языка глубокого индивидуального на предельно простой и доступный массам мой друг Ганин говорит, что это для евреев хорошо.

— Я, простите, не пойму вас. Почему вы решили, что я еврей. — Плотников одной рукой держал под мышкой драгоценную камеру а другой начал теребить и без того бесформенную бородку.

— Ладно, забудем про это, — вздохнул я, в очередной раз убедившись, что по-настоящему хохмить в этой жизни я могу только с моим другом Ганиным, которого я должен постоянно благодарить за то, что он есть, или хотя бы за то, что он бывает. — Извините, Плотников-сан, я просто о своем подумал.

— Ты в Саппоро, Такуя? — спросил Ганин, отпирая свой «галант» и спасая меня от обвинений в юдофилии. — Давай подбросим!

— В Саппоро, Ганин, но я на своей.

Ганин принялся вертеть головой, пытаясь разглядеть в начавших спускаться с гор на Отару ранних апрельских сумерках мою верную «короллу».

— Не верти башкой, Ганин, — отклеится! — предупредил я его. — Я сегодня на казенной.

— На этой, что ли? — Ганин презрительно взглянул на «сивик».

— Не нравится — не смотри!

— Да нет, немножко нравится…

— Ладно, не до твоих шуток сейчас. У меня человека убили.

— Ух ты! Слыхали, Олег Михайлович? — Ганин весь аж зарделся от счастья общения с таким значимым человеком, как я. — Человека убили — а мы с вами все мультизонные ди-ви-ди выпрашиваем!

— Вы-то сами в Саппоро едете? — спросил я у Ганина.

— Сейчас в автомобильный магазин подъедем — Олегу Михайловичу надо купить кое — что для машины, а потом сразу в Саппоро.

— А какая у вас машина, Плотников-сан? Не «тигр» случайно?

— Какой «тигр»? — вздрогнул обалдевший от наших с Ганиным пикирований Олег Михайлович. — «Тигр» — это танк такой был фашистский во время войны. У меня «мазда эф — экс». Мне надо к ней фильтры масляные взять и свечи.

— В аптеке, — с мрачным видом добавил Ганин.

— Ого, у вас там, в Питере, на «эф — эксах» ездят! — присвистнул я, прикрывая скабрезного Ганина.

— Да, у нас сейчас японских машин довольно много, — потупил взор Плотников. — Меньше, конечно, чем немецких. Все — таки Япония от нас далековата, но «тойоты», «ниссаны», «хонды»…

— «Мазды», — продолжал ехидничать Ганин.

— …«Мазды», — смирился с нахрапистостью своего добровольного проводника по отарским магазинам Плотников, — все это у нас теперь есть.

— Отрадно слышать, — достаточно искренне произнес я. — Ладно, я поеду, вы тут не хулиганьте без меня. Ты, Ганин, не пропадай, звони!

— Ты тоже, Такуя, не пропадай!

— Да, а чего это ты сегодня не на работе? Учебный год неделю назад начался, а ты по магазинам разъезжаешь.

— У меня с этого года по понедельникам библиотечный день. Я по библиотекам в понедельник езжу, к занятиям готовлюсь — разве не видишь?

— Вижу — вижу! Ну ладно, читай, Ганин, поаккуратнее, страницы быстро не листай, уголков не загибай, на ворон и девушек во время чтения не заглядывайся! — отдал я последние приказания своему другу — острослову, сел в служебное авто и отправился в обратный путь в Саппоро.

Глава четвертая

Русских у нас убивают мало. Конечно, больше, чем в других префектурах — на Хонсю, скажем, или на Кюсю, но все — таки не очень много. Чаще они сами себя убивают. Не в том смысле, что русский валит русского, как пишут в наших газетах, за «сегмент рынка сбыта краба», а в том, что им, русским то есть, уж больно свойственны суицидальные настроения и самоубийственные наклонности. В том же Отару каждый год до двух десятков утопленников набирается. Причем не от безысходной любви или тошнотворной нищеты наши ближайшие соседи с жизнью расстаются (это все Достоевский с Крамским придумали) — нет, все по дурости и отвязанности какой-то гипертрофированной. Покупают себе подержанные машины, и так как без японских прав на наших улицах иностранцам ездить запрещено, то обкатывают они свои покупки прямо в порту на пирсах — причалах. А до обкатки, понятное дело, в городе они обмывку своего приобретения осуществляют. Как морячки с рыбачками умеют обмывать покупки — хоть купленную за двести тысяч иен потрепанную «тойоту», хоть поганенький набор разноцветных китайских фломастеров, взятый в стоиеновом магазине, — известно всем нам давно. Садятся они в «обмытом» состоянии в «обмытую» машинку начинают гонять на ней по причальным сооружениям, воображая себя суперраллистами или еще кем, ну и кое — кто не рассчитывает тормозной путь и плюхается прямо в вечно холодные и равнодушные воды Японского моря. Тонут при этом целыми группами — по четыре — пять человек, полным салоном. Если в одиночку катаются, то чаше из затопленных машин выбираются, а когда впятером в них сидят, то поди там под темной водой разберись как и что.