Сделано в Японии

Я осмотрелся: среди копошащихся в разных точках заправки единственного более или менее нормально говорившего сегодня со мной дорожника Канеко видно нигде не было, и мне пришлось пройти внутрь заправочного комплекса. Здесь ребята из управления тоже возились по разным углам: кто — в магазине, кто — в конторе, а сосредоточенный Канеко отвинчивал здоровенной отверткой верхнюю переднюю панель автомата по продаже разнокалиберных баночек и бутылочек с безалкогольными напитками. Когда я подошел к нему он уже закончил свои отверточные работы и теперь аккуратно ставил отделенную от автомата панель к его боковой стенке.

— Канеко-сан, чего это вы тут, а?

— А — а… Минамото-сан, давно не виделись… — вяло пошутил Канеко и запустил руку куда-то в глубь обнажившихся внутренностей призывно сияющего автомата.

— Ты объяснишь мне, в конце концов, что здесь происходит, или опять в молчанку играть будем?

— Что происходит, господин майор… — начал Канеко таким тоном, что я сразу понял: сейчас я для него не старший по званию и не близкий по разуму а самая последняя дрожащая тварь, какую только носит наша многострадальная японская земля, — вам-то лучше, я думаю, знать. Разве нет?

— Разве нет, Рикио-кун! — Канеко вновь, как сегодня — у себя в отделе, пробудил во мне звериные чувства, напомнившие мне, впрочем, о том, что я, наверное, действительно все — таки тварь, но, правда, уж никак не дрожащая. — Что ты там копаешься?!

— Вот чего! — Канеко выдернул из внутренностей питьевого автомата такой же приборчик, какой я только что на улице видел в руках у Ямады. — Вот чего, смотрите!

— Что это? — Две трети прибора мне не было видно из-за канековских пальцев, но я, кажется, уже начинал догадываться, в чем, собственно, тут дело.

— Это, Минамото-сан, камера, — ледяным голосом произнес сердитый Канеко.

— Наблюдения?

— Наблюдения, наблюдения… — Канеко покачал головой в знак согласия и искоса взглянул на меня.

— И за кем наблюдали?

— Догадайтесь! — вперился он в меня своими переполненными ядом и ненавистью глаза.

— За Накадзимой?

— За Накадзимой, за Накадзимой.

— Дорожный отдел — и внешнее наблюдение! — Мои глаза и уши отказывались верить в реальность происходящего. — Канеко-сан, с каких это пор дорожники шпионской техникой стали пользоваться и заправщиков пасти?!

— Так не от хорошей жизни, господин майор! Мы же сегодня с вами в столовой согласились друг с другом, что ситуация складывается критическая, — значит, и меры нужно принимать адекватные, а не сюсюкаться с ними, как это было до сих пор!

— С кем «с ними»? — Как меня достает эта недоговоренность! Неужели так трудно говорить прямо!

— Вы меня извините, Минамото-сан, но нас через пару часов ждет официальная беседа при вашем и моем начальстве. Там вы все и узнаете — я события торопить не хочу. И так жалею уже, что сегодня с вами в управлении разоткровенничался… Там все узнаете, на беседе. Потерпите, немного осталось…

— Какая беседа?! — Я даже вздрогнул от этого лицемерно приветливого слова — «беседа»; знаем мы эти беседы, ничего хорошего они никому из нас не сулят, тем более при начальстве.

— В два тридцать у заместителя начальника управления, — с полным отсутствием каких бы то ни было эмоций сообщил Канеко. — Накадзава-сан нас всех собирает.

— В два тридцать ночи? — Я попробовал съязвить, хотя было понятно, что иронизировать сейчас не в моих интересах.

— В два тридцать ночи, — пресно согласился со мной колючий и неприступный Канеко.

— А до утра с беседой подождать нельзя? Скажем, в два тридцать дня, а? Нельзя?

— Нельзя, — отрезал недовольный и мной конкретно, и действительностью в целом Канеко.

— Так о чем беседа-то будет?

— О том, как вы, Минамото-сан… господин майор, своей самодеятельностью сорвали нам операцию! — обволок меня Канеко яростным змеиным шепотом.

— Какую операцию, Рикио-кун'?! Ты опять недоговариваешь? Вернее, не говоришь ничего! Объясни ты по-человечески! — Мне все труднее было сдерживать себя в районе точки кипения, чтобы не перехлестнуть через край и не залить смертоносной жидкостью неподатливого собеседника.

— Не уполномочен! Потерпите до полтретьего… — Канеко ловко прикрутил обратно отвинченную им панель, обошел меня, как примерный христианин обходит языческого истукана, и направился к своим коллегам, которые уже закончили свои изыскательско-демонтажные работы и теперь издалека наблюдали за нашей импровизированной корридой.

Я вышел на улицу, проводил взглядом всех дорожников, рассаживавшихся по машинам, подождал, пока они отъедут, и только потом вернулся в «Викторию». При выезде со стоянки мне пришлось пропустить машины «скорой помощи», которые, врубив на полную свои сирены, повезли в дежурную больницу пострадавших от нас с Ганиным бандитов. Следом за «скорыми», также под сирены и мигалки, на улицу выскочили четыре патрульные «хонды».

— Слушай, Такуя, они, оказывается, малазийцы! — закричал едва завидевший меня Ганин, который, судя по всему, уже успел не только познакомиться, но и войти в доверие к курчавым гайдзинам — по крайней мере, установить страну их физиологического происхождения.