Этот черт так и не ответил.
Лео остановился, сделал несколько вдохов и выдохов. Не помогло. Он сбился со счета. Раздражение скользнуло по коже, вошло в тело медленно, как игла. Воткнулось, убралось, опять воткнулось, опять убралось.
Винсент не приехал. А теперь – даже не отвечает!
Лео вернулся назад. К точке номер два. Раздвоенное дерево, спиной к здоровому стволу, компас – на блестящую бумагу карты. Он пошел, снова считая шаги и одновременно набирая номер в третий раз.
Долгие гудки. Потом – голос, по которому он так соскучился.
– Алло?
Тогда это был голос подростка, теперь голос принадлежал мужчине, которому могло быть и двадцать, и тридцать лет.
– Алло-алло, братишка.
Которому теперь столько же, сколько было ему, когда их взяли.
– Лео?
– Да.
– Это ты… Черт, я не узнал твой номер.
– Ты сегодня не приехал.
– Я…
– …черт, Лео, мне так жаль…
Теперь счет пошел легче.
– …работа, знаешь, клиентка никак не могла решить, каким, блин, кафелем хочет облицевать камин.
Раздражение понемногу унималось, уже не так пронзало тело.
– Работа? Мама говорила. Винсент, да у тебя своя фирма!
– Мгм.
Шесть разговоров по телефону в шумном тюремном коридоре. По одному в год. Вот и вся связь. А теперь – по звуку, кто-то открывал там рядом банку краски – все стало совершенно ясно. Его младший брат находился в гуще ремонта, жил взрослой жизнью с упорядоченными буднями.
– Так когда увидимся?
– Увидимся?
– Да, Винсент. Увидимся. Я хочу повидаться со своим младшим братом.
– Да понимаешь, тут так много… Черт, не могу сказать точно, я…
– Может, завтра? Или у тебя там
– Ну… может, я…
– Винсент, ты пытаешься избежать встречи со мной?
– Нет. Нет, черт. Ты же понимаешь. Я только…
– Тогда так. Завтра, у мамы. Окей?
– Сто процентов. Увидимся завтра.
Винсент еще подержал телефон в руке, закрыл крышку. Беседа осталась там. Слова, которые он не хотел снова выпускать, не хотел давать им покрасоваться – так бывает, когда тебе стыдно.
Отключить звонок. Положить телефон на красную крышку банки со шпаклевкой, дисплеем вниз.
Телефон зазвонит снова.
Но – не слыша звука, не видя засветившегося экрана – он об этом не узнает, и отвечать на звонок не придется.
Он стоял на коленях в ванной, облицованной обычным белым кафелем. Если не считать тонкой полосы золотистой мозаики вокруг зеркала-сердечка. Цвет выступал из стены, будто гной из раны.
Он попытался улыбнуться своему отражению в зеркале.
Не вышло. Губы просто неуверенно растянулись.
Если его голос был таким же виноватым, как глаза, глядящие сейчас на него из зеркала, то Лео все понял. Ложь. Один брат лгал другому.
Остался один стык, липкая белая масса – и кафельная стена готова. А из кухни – влажный шорох малярного валика: там заканчивают белить потолок. Еще день – и эта квартира готова, новые владельцы могут въезжать.
Тревога.
Он попытался выбросить ее из головы.
Он сейчас рад любым мыслям, чем больше их вертится, тем лучше – лишь бы они снова пинком запустили мозги и пинком же выгнали проклятое беспокойство, которое пробралось в него пару недель назад и распространилось по всему телу. Когда он внезапно осознал, что старшего брата выпускают, готовят к освобождению.
Винсент шагнул из ванной в коридор – звук прокатился эхом по пустому пространству – и оглядел то, что было теперь его работой, его жизнью. Он создал эту фирму через полгода после того, как сам вышел из тюрьмы. Чтобы никаких начальников с вопросами о его прошлом. Дело быстро пошло на лад, один заказ сменялся другим, один довольный клиент сменялся другим таким же довольным.
Работа, которой ему хватало впритык. Доход позволял сводить концы с концами, не более. Но он, идиот, еще нанял человека себе в помощь; тот самый влажный шорох валика, белившего потолок на кухне.
Не желая ни с кем больше связываться, они работали бок о бок – красили, забивали гвозди, клали кафель. Он не рассказывал об этом никому, ни Феликсу, ни маме. Как рассказать, если он даже себе не мог объяснить,
– Закончишь здесь – на потолке ванной тоже осталось несколько пятен.
Он встал на пороге кухни, следя за точными уверенными движениями мастера.