Сделка

— Накатали. По такой-то погоде, — заявил он уже громче, ни к кому конкретно не обращаясь. — гром расчистили да после обеда грейдером прошлись, и опять вон… к вечеру совсем занесет.

«Волга» покатила еще медленнее.

— Да уж, по такой погоде немудрено, — подал голос сидевший рядом с водителем молодой светловолосый мужчина в форме полковника. Он повернулся и посмотрел на сидевшую на заднем сиденье пару — лысоватого мужчину лет пятидесяти в дорогом костюме и таком же дорогом штучном пальто и молодую женщину в норковой шубе.

Женщина вежливо улыбнулась в ответ, но ничего не сказала. Мужчина пожал плечами.

— Хорошая погода, — совершенно спокойно, даже с какой-то вроде бы ленцой протянул он. — Сразу «чувствуется зима. А то в последние годы Новый год был не Новый год, а так — слякоть да грязь одна. Хоть в этот раз разгулялась природушка.

— И то верно, — эхом подхватил светловолосый, нервно улыбнувшись.

— Новый год, — задумчиво повторил лысоватый, глядя в окно. — Хороший праздник. Русский.

— Ну почему? За границей, я знаю, тоже встречают Новый год, Алексей Михайлович, — моментально начал развивать тему блондин. Сделал он это с такой поспешностью, что всем стало ясно: неловко ему в тишине. Неловко и муторно.

— Не скажите, Володя… — медленно протянул лысоватый, поворачиваясь к собеседнику. — За границей отмечают Рождество. Там Новый год так… Праздник побочный, второстепенный. А здесь… Посмотрите в окно. Красота какая! Люблю встречать Новый год за городом.

Женщина засмеялась.

— Не слушайте вы его, Володя, — звонким, необычайно приятным голосом сказала она. — Леша любит только рассуждать о Новом годе. Как осень подходит, так и начинается: «Хорошо бы Новый год за городом встретить. Погулять, на природу посмотреть». А что в результате? Я уже и не помню, когда мы последний раз на Новый год за город выбирались. Вы же знаете армейские будни.

— Да, конечно, — согласился тот, кого называли Володей. Фальшиво согласился, не взаправду. Уж он-то знал: пожелай Алексей Михайлович Саликов, и для него даже в армии такой праздник организовали бы — Дед Мороз позавидует. Но знание — штука двоякая. Это с подчиненными хорошо все знать, а с начальством… С начальством нужно знать, но помалкивать. Не любят начальники армейских эрудитов. Шибко грамотных да много знающих и помнящих. Поэтому он еще раз вздохнул трагично и добавил с непередаваемым унынием: — Все правильно, Антонина Сергеевна.

Антонина Сергеевна мило улыбнулась:

— Ну зачем же так официально, Володя? Вы бы еще сказали: «Товарищ генеральская жена!» Разве я похожа на старуху? — Она кокетливо надула губки. — Давайте попросту. Вы — Володя, я — Тоня. Идет?

— Хорошо, — согласился Володя.

Лысоватый, почти не слушавший этого «щебетания», задумчиво произнес:

— Красота праздника, Володя, вовсе не зависит от того, кто и где этот праздник устраивает. — Алексей Михайлович повернулся к окну, и на губах его возникла легкая улыбка. — Красота — понятие абсолютное, от людской убогости не зависящее. Все-таки что ни говорите, а нигде, нигде больше вы не увидите такого великолепия, — спокойно, без тени эмоций произнес он и вдруг, резко подавшись вперед, тронул шофера за плечо. — Ну-ка, Саша, останови машину. — Тот послушно притормозил у обочины. — Заглуши-ка двигатель.

Алексей Михайлович открыл дверцу и выбрался на улицу. Володя тут же последовал его примеру. За ними из машины выбралась и Антонина Сергеевна.

Лысоватый поднял вверх руку с оттопыренным указательным пальцем и прошептал:

— Слушайте…

Володя насторожился.

«Что слушать-то? — хотелось спросить ему. — Тишину? Так тишина — она тишина и есть. Сколько ни слушай — все равно ничего не услышишь». Он стоял, напряженно наблюдая за лицом Алексея Михайловича, готовясь подхватить любую его эмоцию, вырастить ее в себе бережно и поддержать вполне искренне восхищение своего попутчика красотой русской природы.

— Слышите, какая тишина? — вдруг шепотом произнес Алексей Михайлович. — До самого горизонта.

Где-то далеко, за лесом, гулко зашумела электричка.

— А? — лысоватый улыбнулся. — Оглянитесь вокруг, Володя.

Блондин послушно исполнил команду. Пейзаж действительно был великолепен. Казалось, он сошел с полотен великих русских мастеров. Невозмутимый, первозданный, исконный, не тронутый цивилизацией, не искалеченный еще человеком. Он вообще выглядел бы девственно-нетронутым, если бы не «крыши коттеджей, этаких мини-особняков, едва различимых за пеленой падающего снега, да не дорога, укатанная машинами, плотно утрамбованная, с наростами сугробов по обеим сторонам. Впрочем, ни к то, ни другое пейзажа не портило.

Сумерки уже начали опускаться на землю, но вечер еще не стал явственным. Легкий дымчатый полумрак был всего лишь предвестником новогодней ночи. И все-таки над крышами коттеджей уже вспыхивали светлячками желтые точки фонарей.