Сделка

Странной была их разведрота. Согнали ребят из разных частей, никто никого не знает. Не представляешь, от кого чего ждать. Хотя — Володька знал это точно, — кроме него, сюда откомандировали еще двоих парней из их учебки. Но тех еще в Моздоке отправили в какую-то другую часть. Наверное, в такую же роту, только где-нибудь на другой окраине Грозного. Хорошо хоть с ефрейтором познакомился. В случае чего будет кому поддержать. Володька как-то плохо представлял себе, что такое разведка. Разве только по книжкам да по кинофильмам о Великой Отечественной войне. О разведке же с применением бронетехники ему даже читать не приходилось. Успокаивало одно: по идее, у них на пути должно быть чисто. Если поразмыслить: что боевикам делать в городе? Нечего. Боевых действий с использованием живой силы не ведется. Авиация, правда, утюжит улицы, но стрелять из «АКМа» по «сухарям» все равно что палить из рогатки по «Ту-154». Нет, все-таки боевиков на улицах быть не должно, а уж как случится на самом деле, это одному Богу ведомо. Во

— всяком случае, их ни о чем не предупреждали. Разве что какой-то полупьяный сержант-сверхсрочник буркнул: «Держите ушки на макушке, пацаны». Для Володьки эти слова не значили ровным счетом ничего. «Ушки на макушке» нужно держать и когда в салочки играешь.

Здоровяк ефрейтор забрался в «БМП», закрыл за собой створку люка и бухнулся рядом с Володькой у стены.

— Тебя как звать-то, зяма? — спросил он с едва различимой нотой снисходительности.

— Володя, — ответил Володька.

— Вовик, значит. Вова, — ефрейтор гыкнул.

— Володя, — поправил Володька.

— Вова, Вова, — усмехнулся здоровяк. — А меня Боря. Борис, стало быть.

— Очень приятно, — автоматически сказал Володька.

— Не может быть! — Ефрейтор снова гыкнул и обвел глазами сидящих в «БМП» ребят. Все они, за исключением Бори-Бориса, были такими же молодыми и необстрелянными, как и Володька, Часть только что с учебок, остальные не успели еще и половину службы оттянуть, автомат в руках толком подержать. — С чего тебе так приятно-то, Вован? — Ефрейтор чуть отстранился.

Володька пожал плечами. В принципе он не мог бы сказать, приятно или нет было ему знакомство с Борисом. Скорее всего, ни то, ни другое. Оно оставило его равнодушным. Если не считать маленькой толики благодарности за сигарету, изоленту и смотанные валетом автоматные рожки.

Вспомнив о рожках, Володька покосился на автоматы ребят. У всех рожки были одинарными.

— Ты бы дал им изоленту, что ли, — Володька повернулся к Борису.

— Какого это? Что-то ты больно заботливый, Вова. А поговорку знаешь: если каждому давать, поломается кровать? Знаешь? То-то, — ефрейтор посмотрел на солдат. — Ничего, пусть в подсумки полазают, им на пользу пойдет. В другой раз умнее будут.

Володька многое хотел бы сказать Боре-Борису. И про то, что другого раза вполне может и не представиться, и про то, что эти пацаны тоже люди и понимают нормальные слова, незачем их носом тыкать, и про то, что жадность еще никогда и никого не доводила до добра. И много еще чего хотел бы сказать Володька, но не сказал, потому что решил: скорее всего никакой войны и не будет. А автоматные рожки — дань российского уважения супермену-солдату Рэмбо.

«БМП» взревел двигателем. Через секунду машина тронулась. Вопреки ожиданиям, произошло это настолько быстро и резко, что и Володька, и ефрейтор, и остальные солдаты едва не полетели на пол. Пытаясь уцепиться за гладкие стенки кузова, они суматошно взмахивали руками, сразу становясь похожими на огромных неоперившихся птенцов.

— Во, блин, — прокомментировал это событие Борис. — Водила-то тоже, видать, вдребодан.

То ли дорога была слишком уж перепахана недавними бомбежками, то ли «водила» и вправду «принял на грудь», но «БМП» трясло немилосердно. Володька подумал, что если «болтанка» не прекратится в течение ближайших двух минут, у него, пожалуй, оторвется голова. Он посильнее уперся ладонями в гладкий холодный потолок, но это почти не помогло. Всякий раз, когда машина подпрыгивала, а затем ныряла в пустоту, Володька морщился, словно его вот-вот могло стошнить. Внутренности подкатывали к горлу, и он обливался холодным потом.

— Спокуха, пацаны, — орал Боря-Борис, — не коните! Щас в город въедем. На улицах меньше трясет.

Внезапно Володька ощутил где-то глубоко в груди холодную, как снежок, пустоту. И такую же круглую. Правда, он так и не понял, что это было: то ли элементарный страх перед возможным боем, осознание того, что, может быть, через несколько минут ему придется стрелять в людей — в живых людей, кем бы они там ни были, — то ли какая-то необъяснимая тоска, взявшаяся непонятно откуда.